Ричард Длинные Руки - принц-регент
Шрифт:
Монахи переглянулись, а тот, что повыше и чуть пошире, сказал почти веселым голосом:
— Кто бы ты ни был… тебе лучше сдаться!
— Зачем? — спросил я. — Чтобы успели еще и попинать?
После паузы, явно он тихо советовался с напарником, он сказал еще громче:
— Нет, просто мы не знаем, кто ты.
— Такие любознательные?
— Не очень, — ответил он. — Но когда столько тысяч лет ничего не происходит… и тут является такой… необычный!
— Ничего, — заверил я голосом умирающего, — скоро другие
Он расхохотался.
— Это кто-то? Назови хоть одно имя!
— Имена? — переспросил я. — Да хотя бы отец Кроссбрин…
Он гулко расхохотался, задирая голову и откидываясь назад всем корпусом, так что будь я ближе, точно успел бы нанести разящий удар, и не спасла бы его черная ряса.
— Отец Кроссбрин?.. — повторил он, чуть не всхлипывая от смеха. — А он все еще надевает перед сном женское платье?
Я изумился:
— Женское?
Он расхохотался:
— А как искусно прячет в стену! Там у изголовья кровати камень расшатался, отец Кроссбрин его вынимает и сует в нишу женские тряпки, ха-ха!
Я сказал резко:
— Не бреши! Откуда ты знаешь такое?
Он сказал весело:
— Меня звали в той жалкой жизни братом Александре. Я помогал отцу Кроссбрину, еще когда был послушником, а потом пять лет монашества… Я знаю о нем все! Он никогда не приведет сюда войско. Никогда! А ты сложишь здесь голову, если сейчас же не поклонишься мне и не признаешь меня хозяином. И тогда твое место здесь будет выше, чем было там… Так что лучше присоединяйся к нам! Мы скоро окончательно доломаем примитивную защиту Храма… И легионы наших хлынут наверх… Потому лучше быть с нами.
— В Священном Писании сказано, — возразил я, — «имя им — легион». Всего лишь!
— Когда это было? — ответил он небрежно. — Теперь уже легионов сто!.. Хочешь одним из них командовать?
— Одним? — переспросил я. — Это оскорбление! Но соглашусь командовать всеми. У меня ранг.
Он расхохотался.
— Молодец! Ты точно должен быть с нами. Все наглые здесь, вот увидишь.
Он продолжал подходить ближе, ладони с растопыренными пальцами время от времени приподнимал в успокоительном жесте, дескать, хоть меч и на месте, какой же мужчина без меча, но мы можем говорить мирно, настоящие мужчины могут договориться, у настоящих настоящие интересы…
Я поднял меч, дескать, держу наготове, ничего обидного, настоящие всегда настороже, потому выживают и дают потомство, а те, которые страшатся показаться чересчур осторожными, оставляют своих жен вдовами, чтобы их брюхатили менее щепетильные.
Он посмотрел внимательно, как я со стоном опустил меч и снова упер острием в пол, а я краем глаза увидел, как из расщелины в стене появился Сигизмунд, весь в крови, доспехи порублены так, что остались только обломки, шлем утерян, белокурые волосы слиплись от крови.
Ухватившись за край, он удержался от того, чтобы выпасть, как лихо получилось
Черный монах, бывший брат Александро, кивнул напарнику, тот вытащил из складок рясы довольно длинный меч с извилистым лезвием, вскинул левую руку к своду пещеры, и его с ног до головы окутала неприятная черная дымка.
Брат Александро сказал мне покровительственным тоном:
— Твой друг тоже может жить… если по нашим законам поцелует брату Секерду ногу. Но он не так интересен, как ты… в тебе есть что-то необычное, я чую…
Он слишком красовался и бахвалился, уверенный в абсолютном превосходстве, а я сделал вид, что совсем едва живой от усталости, что вообще-то недалеко от правды, прохрипел вяло:
— А ты уверен…
Он подошел ближе.
— В чем?
— Что ты… — проговорил я еще тише, что заставило его сделать еще шаг, — бессмертен?
Я рывком поднял меч и резко двинул вперед острием, как копьем. Жало клинка, прорубив черную ткань, попало точно между пластинами доспеха и, пропоров плоть, погрузилось на две ладони, пока не уперлось в кости.
Он дернулся, дико вскрикнул с такой силой, что со стен посыпались камешки, а земля под ногами дрогнула. Я нажал сильнее, но меч остановился, явно клинок уперся в позвоночный столб, и я торопливо дернул на себя, отступил с дымящейся кровью на стальном лезвии.
Он покачнулся, рухнул на колени, изо рта плеснула кровь. Я отступил еще на шаг, меч наготове, а черный монах прохрипел:
— Но… как…
— Святость, — ответил я громко, видя как Сигизмунд, сразив своего противника, старается приподняться на руках и снова падает лицом о камни. — Лаудетор Езус Кристос!..
Он сказал сипло:
— Это не свя…
Я ударил его ногой в лицо, он завалился навзничь, так и не закончив разоблачающей меня фразы.
Сигизмунд кое-как поднялся, цепляясь где за стену, где за рыцарскую гордость, губы разбиты в кровь, но рукоять меча уже в руке, хотя пока служит только костылем.
— Сэр Ричард, — сказал он с великим почтением, — вы сразили бессмертного нефилима? Верно?
— Бессмертного, — согласился я, не подтверждая, но и не отрицая, — это лучше, чем неуязвимого. А бессмертные бессмертны, пока их не убьешь… Ты как?
Он ответил быстро крепнущим голосом:
— Уже все раны почти затянулись.
— Пора возвращаться, — сказал я. — Мы своей диверсией сорвали план по немедленному вторжению, а там наши святые отцы что-нибудь да придумают… надеюсь. А что это у этих, племя или только семья — ячейка общества и фундамент государственности, мы узнаем в следующий раз.
— Какого общества? — спросил он в недоумении.
— Надеюсь, — пояснил я, — демократического. Демократические разрушать легче, хотя можно потом самому подхватить эту заразу.