Ричард Длинные Руки – сеньор
Шрифт:
Голубое платье под цвет глаз, орнамент золотыми нитями, и глубокий вырез на платье, настолько глубокий, что если пожмет плечами, эти две опрокинутые чаши, довольно крупные, из нежнейшего белого фарфора, увижу полностью. Я промычал нечто нечленораздельное, сказал хриплым голосом:
– Леди… вы очаровательны…
Она усмехнулась, наморщив нос.
– Когда я увиделась впервые с прежним владельцем замка, он точно так же восторгался моей лошадкой.
Я в удивлении бросил взгляд на ее конячку, что застыла, как будто вылеплена из темно-красной эпоксидки. Блестящая такая, тонконогая, созданная руками
– Лошадкой? – удивился я. – Что в ней такого?.. У меня таких табуны… А вот вы, леди Клаудия, меня повергли к вашим… ага… повергли. Но в прошлый раз у вас, мне кажется, были зеленые глаза?
Она дерзко усмехнулась.
– Женщины любят меняться. Якобы чтобы нравиться мужчинам, но это брехня. Мне самой это нравится.
Я взял ее под руку, коня в повод и повел через мост. Кажется, угадал, на мосту явно заклятие, чужой волшебник не пройдет и не проедет, надо мое прикосновение.
Леди Клаудия шла рядом притихшая, как примерная школьница. На каблучках, слышу по стуку, но все равно ей приходится смотреть на меня, как я смотрю на вершину дерева, и уже от злости начинает накаляться втихую.
– Вы видите, – сказал я светски, – как мудро построен мост? Поперек ущелья!
Она не сразу врубилась, что это шутка юмора, даже удивилась, посмотрела на меня так, словно я еще в состоянии сказать и умное.
– Вы бы построили вдоль, верно? – спросила она, улыбаясь так любезно, что у меня пальцы зашевелились схватить ее прямо здесь на мосту.
– Я бы засыпал ущелье, – сказал я гордо. – Трупами врагов! И всяких там драконов! Вас драконы не одолевают?
С высоты моего роста так хорошо смотреть в вырез ее платья, что я даже забыл, что мост раскачивается, как на аттракционе воздушная лодка.
– Драконы? – спросила она удивленно. – А вас?
– Еще как, – ответил я. – Стоит на столе появиться сладкому пирогу, как тут же… Один вообще обнаглел: толстый, как шмель, а все жрет, жрет… Скоро летать не сможет, носить его придется!
Она засмеялась, красиво запрокидывая голову, горло создано для поцелуев, да и ваще я вспомнил, что совсем уж оподвижничился, только о Родине и Родине, да еще об Отечестве, ничего о себе, родимом, пора пусть не оторваться, то хотя бы расслабиться…
Я сказал:
– Не скажу, что в этом замке нечем заняться, но все же так хочется, чтобы проснулся, а мне прекрасные женские руки завтрак прямо в постель…
Она вскинула высокие брови.
– В постель? Может быть, все же лучше в тарелку?
– Простите, я хотел сказать, что… гм… просыпаюсь, а вы мне сразу подаете на тарелке что-нибудь вкусненькое…
Она кивнула, ничуть не удивившись.
– Понятно. Я согласна. Вы, значит, будете спать у меня на кухне, где вам, собственно, и место.
Когда прошли туннель и оказались во дворе, она легко, но настойчиво высвободила локоть из моих пальцев. В ее красивых глазах на миг успел увидеть глубоко запрятанный триумф. Провела как лоха, сейчас даже поколебалась на миг, не стоит ли сразу показать этому высоченному болвану, кто хозяин положения, но явно решила поиграть, кошка, значитца, улыбнулась и посмотрела вопросительно, а это так здорово, когда очаровательная женщина смотрит снизу вверх большими синими глазами, такими чистыми и невинными, что самому сразу хочется все отдать ей и попросить позволить служить ей до гроба.
Стражи смотрели на нее во все глаза. Я видел, как опасливо попятились, многие крестились, сплевывали, отводили глаза. Я спросил любезно:
– Отобедаем в главном зале? Или в малом?
– Лучше в малом, – ответила она. – Мы ведь поговорим наедине.
– Отлично, – согласился я. – Ничего, если вашу кобылку поставят с моим конем? Она как будто с ним одной породы!
– Ставьте, – согласилась она. – Однако породы… разные.
– Вы о безрогости? – догадался я. – Так олениха или лосиха и не носят рога! Это наша привилегия, мужчин.
Она хитренько улыбнулась, я сообразил, где сам себя наколол, выругался молча, поклонился, она не сдвинулась с места, я с запозданием сообразил, что моя гостья здесь не бывала, сам пошел сбоку, указывая, куда двигаться, где поворачивать, но не притрагиваясь к ней.
Перед входом в донжон я остановился и сделал приглашающий жест, пропуская ее вперед. Она не поняла, остановилась, брови удивленно приподнялись:
– Что-то случилось?
– Я галантен, – объяснил я, – пропускаю даму вперед.
– Зачем? – удивилась она. – Чтобы рассмотреть, какая я сзади?
– Настоящий рыцарь, – объяснил я, – всегда пропустит даму вперед! А вдруг впереди собака?
В донжоне она с любопытством осматривалась, я сам постарался взглянуть ее глазами, но получалось плохо. Я кое-как мог взглянуть глазами, скажем, Сигизмунда, на его взгляд, здесь превосходно, пахнет властью и богатством, но кто знает, как оценивает волшебница эти поскрипывающие ступеньки, эти неуютные каменные стены из громадных глыб, где в нишах стоят полные рыцарские доспехи, где светильники огромные, из позеленевшей меди, пахнет дорогим маслом, не горелым рыбьим жиром, как в бедных лачугах, на втором этаже вместо рыцарей в нишах дорогие расписные вазы, мне почему-то хочется назвать их китайскими, стены завешаны гобеленами с изображением драконов, рыцарей на вздыбленных конях, а когда вошли в зал, там на стенах уже настоящие ковры, толстые, на коврах мечи, топоры, кинжалы, алебарды.
Она взглянула на меня вопросительно, я спросил:
– Можем отобедать здесь… но если хотите… в моих личных покоях…
По ее пухлым сочным губам пробежала едва заметная улыбка.
– В ваших покоях, – ответила она легко. – Конечно же, в ваших.
Я указал путь, она переступила порог, на мгновение застыла, осматриваясь. А смотреть есть на что: комнатка как раз такая, что годится для спальни, в углу обычное ложе без спинки, посреди комнаты стол и два легких кресла. На полу гигантская шкура, я слаб в зоологии, по мне, эта просто медвежья.
– Да, – протянула она, – устроили вы… гм…
– Что, – спросил я, – все страньше и страньше? Вы, кстати, животных любите?
Она удивилась.
– Это как понимать, вы мне предложение делаете?
– Я бы не осмелился, вот так сразу… без пробных испытаний…
– Тогда не волнуйтесь, я ем все.
Я с самым довольным видом развел руками.
– Вы меня поняли правильно. Насчет вина все понятно, я столько выпью, просто интересовался насчет вегетарианства.
– Я ем все, – повторила она, – но здесь я, как вы понимаете, не возьму в рот ни крошки.