Ричард Длинные Руки – сеньор
Шрифт:
Я хотел что-то сострить, у нас на все есть готовые шуточки и приколы, но она говорила очень серьезно, и вот так брякнуть что-то стебовое показалось неуместно, что ли. Хотя в моем прошлом обществе как раз любая умная мысль выглядела неуместной, а вот стеб – круто, клево, рулез…
– Да, – сказал я и вздохнул: – Да…
– Что да?
– Да, говорю, человек слаб. Даже, когда силен, слаб. Может быть, еще слабее, когда сильнее… Я не слишком умно выражаюсь? А то я сам не понял.
– А я поняла, – сказала она. Поправилась: – Вернее, почувствовала. Вы очень сложный человек, сэр Ричард… Я бы хотела с вами, ну, не дружить, вы все сразу понимаете как-то однобоко, а… заключить союз, что ли? Я могла бы вам чем-то помочь. К примеру, у вас, теперь уже у вас, целый склад Древних Вещей, что достались еще прежним владельцам замка. Галантлар не успел просмотреть и десятой части. Я могла бы вам помочь разобрать их, распределить, отделить полезные от бесполезных…
Я покачал головой.
– Нет.
Ее щеки окрасил румянец, глаза сердито заблестели.
– Почему?
– Я кое-что наслышан о нравах волшебников и волшебниц. Правда ли, что вы никогда не встречаетесь друг с другом, а если такое случится нечаянно, даже не подаете друг другу руки?
– Ничего странного, – огрызнулась она. – Подать руку – передать часть силы. Вам могу подать, да и то с опаской, вы тоже, хоть и клянетесь, что не маг, но можете повампирить… Однако я же к вам пришла? Напрасно так уж страшитесь допустить меня в свои нижние этажи.
Я хмыкнул.
– В свои я бы допустил. Даже с удовольствием. Но в нижние этажи своего замка… зачем? Вы все еще не принесли мне присягу верности.
Она зло оскалила мелкие ровные зубки, надо признаться, великолепные, блестящие и ровные.
– Это у вас такие шуточки? Ладно, сделаем вид, что это у вас не страх, вы все так чувствительны к сомнениям в вашей доблести… Это у вас предосторожность, верно? Мудрая предосторожность?
Интонацией и каждым словом она била по больному месту, как полагала, но я-то из мира, где к женщинам относятся всерьез, и я не чувствовал стыда за предосторожности. Она уловила непонятки, вздохнула, в голосе прозвучала искренняя безнадега:
– Так что же, не покажете?
Я подумал, сказал осторожно:
– Знаете ли, все-таки надо сперва лучше узнать друг друга…
Она вздохнула, огляделась по сторонам.
– Это у вас спальня, да?
– Можете раздеваться, – пригласил я. – Только что это изменит? Я христианин, а христианство впервые разделило человека на две половинки. Духовную и телесную, если не слышали о такой новости. Как бы телесная ни балдела на вашем, безусловно, роскошном теле, но у христиан плоть… словом, несколько ниже головы и сердца. Решения принимает голова.
Она смотрела исподлобья, буркнула:
– Сердце.
– Что? – переспросил я.
– Сердце, говорю, принимает.
– А-а-а… ну, я такой паладин, у меня несколько иной устав. Сердце, так сказать, вырабатывает общую линию, генеральную, а голова уже прет по ней с барабанным боем. Голова мне говорит, мол, что вы мне можете предложить на наших с вами общих нижних этажах, я могу получить от любой служанки… как и вы от любого вашего конюха.
Ее щечки вспыхнули алым, удивительно, она все еще не утратила способность краснеть, глаза засверкали неподдельной яростью, уже набрала воздуха в грудь для вопля, я тут же засмотрелся на ее грудь, вдруг да выскользнет из выреза, она перехватила мой заинтересованный взгляд, открыла рот… неожиданно засмеялась.
– Вы откровенны. Вы чересчур откровенны!
– Это я такой честный, – скромно признался я. – Сердце на рукаве, душа нараспашку, все выболтаю без всякого психоаналитика и сыворотки правды, только правильно спрашивайте.
Она смотрела пристально, я чувствовал, как в ней нарастает напряжение, словно у борца, что нагнетает в мышцы кровь, переполняет адреналином, чтобы мощным рывком ошеломить противника, сбить с ног, одержать чистую победу.
Сердце тревожно тукнуло, я поспешно щелкнул пальцами. На миг до затылка пронзило ознобом: вдруг не получится, но полыхнул пурпурный свет, комната озарилась радостным огнем, словно прямо за окном разгорелась заря. В трех шагах возник, как раскаленная глыба железа, красный демон. Тело по-прежнему словно бы струится, но в то же время есть ощущение, что этот голем весит целую гору.
Я сказал строго:
– Стань невидимым и присматривай за моей гостьей. Чтобы никто ее здесь не обидел, понял?.. Ни суккубы, ни инкубы, ни отморозки. Но если она хоть словом или жестом вздумает мне нанести вред, то… словом, сам знаешь, я тебе уже говорил. А теперь иди.
Я щелкнул безымянным, голем исчез. Леди Клаудия расширенными глазами смотрела на то место, куда он провалился, потом перевела взгляд огромных испуганных глазищ на меня.
– Вы… вы…
– Да, – сказал я любезно, – это я.
– Но вы же… паладин!
Я расправил плечи, посмотрел на одно, на другое, выворачивая шею, как скрипач, согласился очень довольный:
– Еще какой! Я вам нравлюсь, да?
Она смотрела с прежним испугом.
– Паладины должны бороться со всеми проявлениями… словом, со всеми!
Я кивнул, сказал размеренно:
– Паладины, как сказано в уставе, не сражаются на стороне Добра или Зла, они бьются за истину, за справедливость. Можно даже с прописных букв. Вы грамотная? Как насчет читать-писать?.. Извините, я думал, что вы только красивая… Но тогда знаете значение прописных буквов. Я вот именно за Справедливость с большой буквы.
Она покачала головой, я засмотрелся на бледное взволнованное лицо, слишком чистое, чтобы истолковать как растерянность, как и то, что все-таки пытается собрать свои деморализованные и разбегающиеся войска.
– Но все паладины понимают…
– Однозначно?.. Не совсем так. В каждом ордене свой устав. Я не считаю, что поступаю неправильно или несправедливо, пользуясь услугами големов, драконов, эльфов, троллей, подземных рудокопов, проникателей и…
Она откинулась на спинку кресла, краска медленно покидала ее лицо. Я, конечно, загнул насчет всего этого зверинца, вон даже голем только и умеет, что появляться по сигналу и пропадать, но умный игрок сумеет воспользоваться и такой картой, как Миклухо-Маклай пользовался затмением солнца, уверив туземцев, что это он его гасит.
– А кто такие проникатели?
Ее голос был слабенький, и, пожалуй, я ее придавил, как сапогом жабу. Ладно, как красивую молодую лягушечку.
– А, – сказал я небрежно, – есть такие, что проходят сквозь любые каменные стены, любые магические защиты… Толку от них мало, драться не могут. Разве что шпионят… Кстати, вы подсказали хорошую мысль. Где, вы говорите, ваш замок?
Она резко вскочила.
– Вы не посмеете!
Я удивился.
– Почему!
– Вы… вы же паладин!