Ричард Длинные Руки – сеньор
Шрифт:
– И что дальше? Кинулась она к своей корове?
Он покачал головой.
– Как бы не так! Здесь крестьяне хитрые, так просто в лапы дьявола не попадаются. Девушка швырнула палку на ту сторону моста, собака помчалась за палкой.
Я кивнул:
– Да, находчивая, ничего не скажешь. Но это не все, верно?
Он грустно развел руками.
– Видишь, ваша милость уже сталкивалась с дьяволом, понимает, что обхитрить трудно. Думаешь, что обхитрил, а глядь – сам угодил в его ловушку. Он собаку не взял, так как была предана своей хозяйкой, а ее все-таки ухватил и утащил в ад, ибо предавать нельзя даже собаку, не только человека.
Я подумал, снова кивнул.
– Собаку –
Но настроение испортилось. Я говорю правильные слова, но это относится к простым ипостасям дьявола. Когда он забирал эту красотку, предавшую собаку, он просто выполнял функции чистильщика. Так сказать, чтобы не марать руки, Господь создал дьявола. Но, похоже, Творец дал ему слишком много силы и власти. А сам дьявол взял ее себе еще больше, пользуясь излишним демократизмом или чем там еще Господа. Со мной встречался не этот деревенский монстр с рогами, со мной говорил Талейран высшего класса, умнейший стратег, который пальцем не шевельнет, чтобы самому тащить душу в ад, будь это душа короля или самого Папы Римского…
Я взглянул на опускающееся багровое солнце, отряхнулся, посмотрелся в зеркало. Двойник добросовестно копировал все мои движения. Я попробовал делать резкие рывки, отворачивался, пытаясь застать его врасплох, но отражение не глючило. Довольный, пригладил волосы, выгляжу ничего, ведь если мужчина чуть красивше обезьяны – уже красавец, то я вполне, вполне, чуть ли не мистер Вселенная.
У ворот, в позах римских патрициев в турецких банях, стражи лениво бросают кости. Завидев меня, поднялись, изобразили рвение, крепкие мужички средних лет, еще не поддатые, но, судя по продувным мордам, к утру их можно будет вязать, как веники. Надо сказать Зигфриду, чтобы перекрыл канал поставки этой наркоты. Я не мусульманин, но часовых, что пьют, надо казнить сразу. Вешать прямо на воротах, чтобы все видели.
Я еще издали сделал знак, чтобы отворили дверцу. Они заколебались, но послушались, только один спросил, запинаясь:
– Ваша милость, вы… наружу?
– Да, – ответил я. – Что-то восхотелось прогуляться по мосту. Настроение такое, я поэт в глубине души… наверное. Талантливый. Самородок.
Тот же стражник спросил еще нерешительнее:
– Вас сопровождать?
– Не стоит, – ответил я, сразу услышал вздох великого облегчения, видно, шла карта. – Я же не в бой, где свистят стрелы и поют мечи в бранной… да, в бранной. Не в смысле мата, хотя, конечно, брань она и есть брань… В небе луна такая молодая, что ее без спутника и выпускать рискованно, перед такими, как вы, морды… Но вернусь скоро, так что если придется долго биться головой в ворота…
– Что вы, ваша милость! – заверили уже оба в один голос. – Глаз не сомкнем! Но панцирь для прогулки на вас больно легкий…
На мне даже не панцирь, а кираса, только они такого слова еще не знают. Панцирь и панцирь, именной панцирь, самого Арианта, того самого. Из какого металла, не знаю, но легок так, что я перестал замечать, одеваю, как жилетку. Зато в спину не дует.
Я ступил было через туннель, передумал, вернулся и пальцем подозвал ближайшего стражника. Тот сорвался с места, я поразился, с какой легкостью и небрежностью это проделал, а ведь он постарше меня вдвое, видать, я вошел в роль феодала, отца своей маленькой нации. Хотя нет, я с самого начала чувствовал полное превосходство над всем и всеми,
Стражник подбежал, придерживая рукой болтающийся на бедре меч, на лице готовность выполнять все, что бы я ни приказал. В этом обществе верность сюзерену – все. Это воспевается, это пиарится, этим хвастаются и гордятся.
– Да, господин?
– Что там внизу? Туман всегда закрывает дно ущелья?
Он покачал головой.
– Нет, господин. Сейчас такой сезон. Но если спуститься ниже, то можно увидеть все внизу. Только делать этого не следует.
– Почему?
Он пугливо бросил взгляд в сторону, снова посмотрел на меня, уже с нерешительностью во взоре.
– Нехорошее место. Мы не зря так высоко. А внизу всякая дрянь…
– Монстры?
– Там река, господин. Мелкая, злая, горная река. Камни, пороги, водопады. Но среди них живут всякие… В тихом озере, где всего вдосталь, меньше всякой живности, чем там, где все ревет и клокочет. Ума не приложу, почему.
Я подумал, милостиво отпустил его взмахом феодальной длани.
– Ладно, возвращайся на вверенный тебе пост.
Прошел через каменный туннель, ветер сразу попытался сдунуть с моста. Я понимаю, что такого здоровенного и тяжелого, да еще в панцире, даже не покачнет, но страх сразу заполз под кожу и распустил поганые лапки. Ноги ступают по камню, но я слишком ясно представил, что эти камни хоть и скреплены как-то, но на них действует гравитация, а пропасть бездонная, в буквальном смысле бездонная, туман на закате еще гуще, темнее, там внизу уже ночь, я буду падать туда, как в космос…
Потом мост начал раскачиваться, я решил, что это я сам раскачал его, как раскачивает рота солдат, шагающая в ногу, недаром же перед мостом подается команда: «Сбить шаг!», и хотя это выглядело глупо, я пару раз останавливался, делал вид, что любуюсь заходящим солнцем, затем шагал снова, уверяя себя, что мост уже успокоился.
Внизу все так же мрачно и мощно ревет скрытый туманом невидимый поток. Иногда взгляд вроде бы что-то выхватывал, вычленял, фигуры выступали пугающе огромные, я видел лоснящиеся мокрые спины, но туман сдвигался, спины расплывались на клочья или полосы, все брехня, однако ухо в самом деле пару раз уловило мощное полукваканье-полурык.
Глава 5
Всадника, вернее, всадницу, я увидел издали: легкая, почти мультяшная лошадка цвета закатного солнца несется в мою сторону настолько легко и красиво, почти не касаясь земли копытами, что в черепе зашевелились мысли насчет колдовства и прочем мракобесии. За всадницей все развевалось: с головы тянется по ветру длинная голубая лента, с шеи – голубой шарф, тоже легкий, воздушный, ветер треплет длинные рукава голубого платья. Даже у коня развеваются грива и хвост, трепещут уши.
Я раскинул руки, выражая восторг, всадница перевела коня на шаг, подъехала ближе. Поводья держит уверенно, легкая тонконогая кобылка производит впечатление пылающей печи, я только взглянул в горящие огнем глаза, пламень заполняет глазницы, кивнул, понятно, дама явилась на бронетранспортере, взялся за стремя и преклонил колено, выставив другое, как ступеньку.
Волшебница, ничуть не удивившись, благосклонно соступила, легко коснувшись пальцами моей головы. В темени возникло сладостное ощущение, восхотелось, чтобы эти пальчики почесали, перебрали волосы, покопались в ушах, но волшебница уже на земле, я поднялся, возвышаясь над нею почти на голову, посмотрел сверху вниз…