Ричард Длинные Руки — вице-принц

Орловский Гай Юлий

Понаблюдав, я спустился в дворик и тихонько зашел со спины. Платье уже потрепано и разорвано в двух местах, обнаженные по локти руки в кровоподтеках и царапинах, волосы в беспорядке, а дыхание, как я услышал, уже тяжелое и хриплое, как у загнанной лошади.

— Передохни, — сказал я мягко.

Она резко обернулась, делая обеими руками отбрасывающий жест. Меня мягко толкнуло в грудь, а она сама брыкнулась на спину и смешно перевернулась через голову.

Я подбежал, помог подняться, она охнула на подвернутой ноге и припала к моей груди,

но тут же поспешно отстранилась.

— Ну нет, — сказал я и прижал ее хрупкое тело к своему сильнее, чувствуя понятную сладость. — Переведи дух, а то вся магия из тебя уйдет навеки.

Она спросила хриплым шепотом:

— Так бывает?

— Конечно, — заверил я. — Надорвешься, из тебя и… выпадет. Женщинам нельзя поднимать тяжелое.

— Я все делала правильно, — прошептала она мне в грудь, — и я чувствовала, что из меня исходит сила.

— После чего усталость, — продолжил я, — и разбитость на остаток дня?

— Да…

— Тогда все верно…

Она прошептала:

— Но ссадины… царапины… смотри…

Я взглянул и озадаченно присвистнул. Руки покрыты мелкими и едва заметными значками, явно сама старательно рисует на всех местах тела, куда дотягивается, а любая царапина на этом месте нарушает, а то и вовсе стирает значки вместе с клоком кожи.

— Не уверен, — пробормотал я, — что они нужны. Давай я отнесу тебя в дом?

Она сказала слабо:

— Я сама…

— Но я провожу, — сказал я настойчиво.

Она не стала спорить, когда я отвел ее в свои покои, залечил ссадины и кровоподтеки, что, конечно, значки не восстановило. Чувствуя прилив сил, она посмотрела озадаченно.

— Вы… маг, ваше высочество?

— Я паладин, — пояснил я с важностью. — А паладинам дана способность залечивать небольшие раны соратников. А так как я паладин неважный, то и раны залечиваю… неважно.

— Все прекрасно, — сказала она с энтузиазмом. — На мне все зажило!

— Это были не раны, — сказал я скромно. — Давай пока подкрепись, а я выскажу дилетантское предположение, что и в магии срабатывают простейшие фундаментальные законы. Понимаешь? Ну не может женщина с весом ангорской козы отшвыривать мужика в двести фунтов, а в доспехах — в двести пятьдесят. А магией или кулаками — неважно.

Она машинально брала деликатесы, что я ей, бесстыдно хвастаясь, подкладываю на тарелку, лопала, не глядя, тоже мне женщина, глаза стали отчаянными.

— А что делать? — вскрикнула она жалобно.

Я пожал плечами.

— Ну, сперва прислониться к стене. Или к дереву, если в лесу.

— А в степи?

— А что, других заклятий не знаешь?

Она окрысилась, сказала злобно:

— Я только это пять лет учила!

— В степи и пустынях попробуй другой способ, — предложил я. — Универсальный.

— Какой?

— Повернуться и удирать.

Она почти зашипела, как разъяренная кошка, глаза моментально стали злыми.

— Я не хочу бежать!

— Кто не бежит, — сказал я, — тот красиво погибает. Часто — со славой. Кто бежит — может вернуться позже и победить противника. Два равных варианта на выбор. И всегда не прав тот, кто гордо говорит, что у него не было выбора.

Она задумалась и продолжала есть совершенно машинально, пока не копнула ложечкой мороженое и не отправила большой комок в рот, поперхнулась, но проглотила и застыла с вытаращенными глазами.

— Это что?

— Зима, — ответил я. — Не нравится?

— Очень, — заверила она сиплым голосом, — очень нравится. Только необычно. Но… как ты это делаешь?

— Это принесли слуги, — ответил я. — У нашего хозяина прекрасные повара.

— Никогда не пробовала, — сказала она озадаченно.

— А ты давно у него?

— Почти месяц.

— Что, Мунтвиг двигается так черепашисто?

— Я прибыла сюда задолго до слухов о войне, — ответила она. — Мы с Аллераной росли вместе, все мы были бедные, но Аллерана приглянулась проезжавшему через наши края Джобберу, он взял ее в жены, и теперь она обожает хвастаться перед нами своим счастьем и достатком.

— Не по-христиански, — сказал я с укором.

— Зато по-человечески, — ответила она со вздохом. — И очень по-женски. Хоть мы и подруги, но она не упускает случая пригласить нас погостить, чтобы показать, на какой она теперь высоте. Ничего, мы прощаем ей такую слабость, тем более на самом деле ей не так сладко, как старается показать. Но зато знакомимся с молодыми рыцарями, можем выйти замуж…

— Ага, — сказал я саркастически, — прячась от всех на заднем дворе и раздавая стенам магические удары!

Она чуть смутилась, я рассматривал ее критически, она пробормотала:

— Я когда узнала, что такому можно научиться, совсем ошалела. Какие там женихи… Это куда интереснее.

— Как вам Мунтвиг?

— Ненавижу, — призналась она. — Весь край бежит в страхе перед его ордой!.. У нас крохотное поместье, это всего лишь просто большой дом, даже не каменный, но и его жалко, когда сожгут… А его точно сожгут, они все жгут и все уничтожают…

— Ненавидите? — спросил я. — Бери пример с учителя. Ему все равно, кто с кем воюет, кто кого режет, душит, давит, сжигает… Чистая наука, в смысле — грязная магия, превыше всего!

— Не могу, — призналась она. — Пробовала, не получается.

Карл Лагерфельд, двоюродный брат Джоббера, всегда серьезен настолько, что кажется печальным, но привлекал внимание не только женщин. Мужчины тоже внимательно смотрят на его высокую и крепкую фигуру. Вроде бы не человек войны, но чувствуется исполинская сила, а руки настолько толстые, что едва не рвут рукава, будто еще вчера упражнялся с тяжелыми камнями и носил коня на плечах, развивая силу для воинских схваток.

Он прохаживался вдоль стены с развешанными мечами и топорами, шаг широкий и твердый, чуточку наклонившись из-за массы широких плеч, взгляд задумчив, а услышав мои шаги, развернулся и ждал.