Ричард Львиное Сердце: Поющий король
Шрифт:
— Невестой! — воскликнул английский король, вскакивая с колена, ловя вторую руку Беренгарии и целуя уже две сразу. — Никогда раньше это слово не звенело в моей душе так прекрасно! Как мне хочется петь! Но голос мой осел. Я раскричал его в грохоте сегодняшних битв.
— Вы споете мне, жених мой, когда ваш дивный голос восстановится, — все больше и больше смягчалась принцесса Наваррская.
— Какая досада, что я не могу подарить вам свою песню прямо сейчас! — переживал Ричард, восторгаясь всем происходящим как ребенок. — Что же я могу дать вам взамен?
— Тишину, ваше величество, — ответила Беренгария.
— Тишину?
— Да, тишину. Прикажите вашему победившему воинству немедленно прекратить грабежи, убийства и изнасилования. Довольно этих ужасов. Ведь вы же христианский государь и, насколько мне ведомо, направляетесь освобождать Гроб Господень от сарацин. Неужто и там крестоносцы под знаменем Святого Георгия будут творить бесчинства над мирными жителями?
— Этим утром, когда вы приплыли сюда, здешние жители отнюдь не были мирными… Но, впрочем, что я объясняюсь!.. Конечно! Желание невесты — закон для жениха. У вас в руках Евангелие. Я присягаю на нем быть вашим женихом и прекратить избиение Мессины. Присягаете ли вы, Беранжера, быть моей невестой?
— Да, ваше величество, присягаю, — ответила Беренгария, кладя свою руку рядом с рукой короля Англии на обложку Святого Благовествования.
— Ты видишь, Филу? Отныне я жених и у меня есть невеста!.. Филу! Куда же ты?
Король Франции с обиженным видом удалялся с того места, где Ричард и Беренгария клялись друг другу в верности на книге в черном переплете с алмазным крестом.
— Он сердится, что его люди оказались сегодня не при деле, — сказал Ричард. — Эй, эн Ролан! — крикнул он стоящему неподалеку графу де Дрё. — Слушать приказ короля Англии и его невесты принцессы Наваррской! Всем немедленно, с этого часа, прекратить разграбление Мессины. Покидать город и возвращаться в лагерь. Сегодня теплый вечер, и мы можем устроить пиршество в своем становье.
— Слушаюсь, ваше величество! — отозвался граф де Дрё.
— Вот видите, Беранжера! Ваша просьба мгновенно исполнена. Могу ли я надеяться на то, что буду видеть вас сегодня в своем стане среди моих пирующих рыцарей?
— Прошу вас избавить меня на сегодня от вида пирующих рыцарей, — снова нахмурилась принцесса. — Я достаточно уже нагляделась на них.
— Но вам нельзя отныне оставаться в Мессине, — сказал Ричард. — Молва о том, что вы моя невеста, быстро распространится. Горожане захотят отомстить мне, причинив вред вам.
— Если мой жених позволит мне, я перееду туда, где пребывает вдовствующая королева Жанна.
— Прекрасно! Робер! Ты со своими тамплиерами перевезешь принцессу Наваррскую в наш монастырь вместе со всем ее имуществом.
— Слушаюсь, ваше величество! — отозвался коннетабль Робер.
Он отправился сопровождать Беренгарию, а Ричард поехал следить за тем, как выполняется его приказ о прекращении грабежей и насилия. Догнав короля Франции, он окликнул его:
— Филу! Моя невеста оказалась с тобой заодно, и по ее просьбе я приказал остановить разграбление Мессины. Ты рад?
— Рад, рад… — усмехнулся Филипп-Август. — Только мне кажется, что до сего дня у тебя уже была одна невеста, не так ли?
— Да ты что, Филу! — удивился Ричард. — Разве ты не признавал доселе, что твоя сестра уже не может претендовать на брак со мной?
— Что-то не упомню, когда я признавал это во всеуслышание, — проворчал король Франции.
— Да брось ты, Филу! — возмутился наконец Ричард. — Неужто и впрямь решил со мной сегодня поссориться?
— Почему бы и нет?
— Не советую.
Король Франции подбоченился, немного поразмыслил, затем, улыбнувшись, положил левую руку на правое плечо Ричарда:
— Хорошо-хорошо, не будем ссориться, Уино.
Глава восьмая
АЛИСА
С наступлением темноты последние крестоносцы оставили покоренный город и возвратились в свое становье. Там было устроено великое пиршество, на котором Ричард позволил себе крепко напиться и даже спел осипшим голосом одну кансону, после чего его отнесли спать на дощатом полу, подстелив только плащ. На следующее утро он проснулся от дрожи — во все окна и щели сквозило и было холодно так, словно не вчера царствовал в округе жаркий солнечный день сицилийского октября.
Выйдя на берег, Ричард увидел море, по которому ходили высокие волны, и небо, затянутое серыми тучами. Трудно было поверить, что накануне это же небо сверкало ослепительной голубизной.
— Будем надеяться… будем надеяться… — пробормотал король.
Он с удовольствием вспоминал вчерашний день, полную и сокрушительную победу над мессинцами, вспышку любви ко внезапно встреченной Беренгарии, ее чудесное согласие выйти за него замуж…
— И как меня угораздило? — шептал он, удивляясь, что так внезапно решился вчера сделать предложение руки и сердца, но нисколько не жалея о том, что случилось. Наоборот, в душе у него все расцветало, когда он думал о Беренгарии, поселившейся тут же, подле него, в этом греческом монастыре.
Красота принцессы веселила душу, и оставалось жалеть, что день свадьбы еще так далек. Во-первых, следовало дождаться согласия ее отца, короля Наварры. Во-вторых, что гораздо хуже, хотелось бы сначала избавиться от прыщей, а уж потом делить с Беренгарией брачное ложе.
В тот же день Ричард написал письмо тому, кого он отныне мечтал назвать тестем, и брат знаменосца Шарля, Гуго де Фонтеней, был отправлен срочно в Наварру, везя в своей сумке львиную лапу и сердце, а также весьма ценные подарки. Об этом Ричард тотчас отправился доложить своей невесте.
— Я вижу, вы прекрасно отпраздновали вчерашнюю победу, — улыбаясь, сказала Беренгария.
— Я плохо выгляжу? — спросил Ричард.
— Вы, как всегда, восхитительны, ваше величество, — нежно ответила принцесса. — Но у вас немного запеклись губы. Когда вы целуете мою руку, я чувствую, какие они шершавые.
— Уверяю вас, любовь моя, что, когда мне будет позволено целовать не только руку, мои губы превратятся во влажное пламя, и вы останетесь ими довольны.