Ричард Львиное Сердце: Поющий король
Шрифт:
— Они недооценили нас, Беранжера, они думали, мы уберемся прочь, струсим! — ликовал Ричард, покуда Беренгария сама умывала его. Ему было страшно приятно, что невеста смывает с его лица и шеи кровь врагов.
— Я так напугалась, увидев тебя окровавленным! — возбужденно шептала Беренгария. — Я думала, ты ранен в голову, жених мой любимый. Какое счастье, что ты невредим!
— Ваше величество, — доложил граф де Дрё, — какой-то Даскилион просит сообщить, что вы должны поселиться у него.
— Это еще кто такой? — удивился Ричард.
— Позвольте пояснить, — вмешался Амбруаз Санном. — Даскилион — главный лимасольский геннадий [57] и архонт деспотической Базилеи.
— Ни черта не понятно! — гоготнул Ричард. — Хотя звучит красиво. Обожаю Амбруаза! А теперь, дружок, переведи эту абракадабру на родной французский язык.
— Охотно, — улыбнулся ученый летописец, — предводитель здешнего дворянства, он же — дворецкий деспота Исаака, Даскилион, приглашает ваше величество поселиться во дворце деспота. Он говорит, что вся прислуга дворца, изнывавшая от самодурства Исаака, рада будет угождать великому христианскому государю и воителю.
57
Геннадий ( греч. благороднейший) — предводитель знати.
— Мне, что ли? — усмехнулся король Англии. — Слышишь, Беранжера? Слышите, все? Уже и киприоты признали меня великим властителем. Исаак звал тебя в свой дворец, Беранжера?
— Звал.
— Ты отказывалась?
— Отказывалась.
— Так теперь я поведу тебя туда. Ты согласна?
— Я счастлива!
Базилея Кефалия — главный лимасольский дворец — представляла собой весьма большое и просторное жилище, построенное скорее в римском, нежели в греческом вкусе. Две огромные палаты окружены были великим множеством небольших комнат и клетушек; по мраморным ступеням архонт Даскилион провел Ричарда и Беренгарию в украшенный портиками вестибул, где гостям было предложено омыть руки и лица, из вестибула прошли в узкий коридор, за которым распахнулась первая огромная палата, представляющая собой атрий, в коем, между четырех мощных колонн, вверху распахивалось голубое небо комплювия, а внизу это же небо отражалось в водоеме имплювия; из атрия же, через промежную комнату — таблиний — Ричард и Беренгария попали во вторую главную палату, перистиль, в котором потолок, на сей раз уже крытый наглухо, поддерживали двенадцать тонких и изящных колонн. Ричард остался доволен.
— Превосходно! — восхищался он изысканностью внутреннего убранства. — Удивляюсь, как это Исаак не хотел дать нам настоящий отпор и покинул столь уютное жилище! Тебе нравится здесь, любимая?
— Да, очень, — улыбалась Беренгария.
— Сегодня мы вошли в этот дом как жених и невеста, — торжественно объявил Ричард. — Обещаю же, что в грядущее воскресенье мы войдем в него мужем и женою!
— Правда? — зарделась от счастья принцесса.
— Клянусь! — подтвердил король.
В задней части дворца располагались две малые и одна большая экседры — ниши под округлыми сводами, за которыми распахивал свои глубины цветущий сад. Здесь уж совсем немыслимый восторг охватил Ричарда. Сев с Беренгарией на мраморную скамью, застеленную подушками, он схватил руку невесты и приложил ее ладонь к своему лицу.
— Как мне хорошо! — шептал он. — Сон о сладостной битве сменился сладостным сном о любви. Здесь, в этой экседре, будет наше первое брачное ложе. Здесь, в этой экседре, я утомлю тебя своею страстью!
— Ах, Ришар, Ришар, — улыбаясь, покачивала головой Беренгария, — ты все же истинный сын своей матери, не можешь обойтись без бонмо [58] , даже когда целуешь мою ладонь.
— Я выцеловываю бонмо из твоей ладони, как яблочки из райского сада. Как жаль, что свадьбы играются только по воскресеньям, а сегодня еще только понедельник!
— Одно бонмо за другим! Нет, Ришар, нет, мы не будем устраивать здесь нашу первую брачную ночь.
58
…не можешь обойтись без бон мо… — В словах Ричарда таится игра, по-французски фраза «в этой экседре я утомлю тебя…» звучит каламбуром — «а cette exedre je t’excedrai».
— Почему же, львичка моя?
— Я боюсь спать на мраморной скамье.
— Но она достаточно широкая.
— И холодная.
— В жаркие дни и ночи она дарит прохладу.
— Ночи могут еще случиться холодные, май только начался.
— У нас не будет холодных ночей!
— Но почему бы нам не устроить наше брачное ложе внутри дворца?
— Хочу быть подальше от пирующих друзей.
— А мы их выгоним сразу после пира.
— Как выгоним?
— Так. А ты что, хочешь поселить их во дворце?
— Конечно.
— Нет, Ришар! Хотя бы раз в жизни пусть они потеснятся. Ради нашей любви и свадьбы. Пусть весь дворец принадлежит только нам.
— А здесь так волшебно…
— Ну пожалуйста, любимый мой!
— Разве я спорю? Конечно, львичка, конечно! Мы заберем себе весь дворец. В Лимасоле достаточно освободившегося жилья — столько негодяев покинуло город, бежав вместе со своим трусливым деспотом. Если ты не хочешь открыть мне свое лоно здесь, мы можем поставить ложе любви в той промежуточной комнате между главными палатами. И в промежутках между любовными наслаждениями мы будем купаться в этом, как его… дождиконакопителе….
— Имплювии.
— Да, имплювии. А подкрепляться яствами и вином в той палате, где много тонких колонн. У этого помещения еще какое-то перистое название.
— Перистиль.
— Запомню: пе-ри-стиль. И никто не будет нам мешать.
— Такое будущее мне нравится, — похвалила Беренгария.
— А скажи, львичка Беранжера, ты уже пользовалась свистком, подаренным тебе моей матерью? — спросил Ричард.
— Нет, сердце мое, я так и не решилась.
— Не решилась?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю…
И все же в эту ночь Ричард разрешил всем своим военачальникам разместиться на ночлег в Базилее Кефалии. Беренгария и Иоанна легли спать в комнатах, примыкающих к перистилю, а сам король Англии осуществил свою мечту и выспался на мраморной скамье большой экседры. Под утро он проснулся от холода, отдохнувший и посвежевший. Мышцы болели после вчерашнего, но, немного размявшись, король мог признать себя вполне готовым к новому сражению.