Ричард Львиное Сердце: Поющий король
Шрифт:
— Антиохия, ваше величество. Мы приближаемся к Антиохии.
— Изрядно же нас все-таки занесло на север, — вздохнул Ричард. — Придется эту ночь переночевать в Антиохии.
В этом городе, славное завоевание которого первыми крестоносцами было еще в памяти их потомков, короля Англии ожидал не только великолепный прием, но весьма приятная новость, показавшаяся ему сначала плодом пьяной и восторженной фантазии, но, проснувшись поутру и еще раз осмотрев свое тело, он едва не зарыдал от счастья — давно не было на нем столь ничтожно малого количества сыпи. На руках, груди, животе, ногах и коленях все было чисто, и лишь в паху и межножье оставалось совсем немного прыщей, которые даже можно было сосчитать. И он сосчитал их — тридцать три. Каких-то тридцать три прыщика!
Беренгария разделила с мужем его восторг:
— Ведь и ты, и я, мы оба были уверены, что так и будет, когда ты, пройдя все препятствия на пути, достигнешь желанного берега Земли Спасителя.
— И чем ближе я буду к Иерусалиму, тем меньше во мне будет оставаться этой проклятой хвори?
— Да, любовь моя, да!
— Скорее же плыть дальше, львичка!
И, погрузившись на корабли, крестоносцы короля Англии вновь поплыли, на сей раз имея слева по борту берега Сирии.
— Смотри, Беранжера, — восклицал Ричард, — вот она, Святая Земля, к которой я плыл всю свою жизнь и которую я подарю тебе.
Королева прижималась к своему супругу и снизу вверх смотрела на его бороду, на одном из рыжих волосков которой, стекая, замерла слеза восторга.
Сердце Ричарда готово было лопнуть от счастья. Он любил и был любим, болезнь, которая еще так недавно угрожала ему смертью, проваливалась в небытие, он завоевал Аквитанию и Лангедок, Сицилию и Кипр и теперь никак не мог не завоевать Святую Землю. Да что там! Он воскресит не только славу Годфруа Буйонского, но и славу Александра Македонского, захватит Месопотамию, Персию, Индию… Ему хотелось громко петь, и он пел старинную песню о том, как ладьи Вильгельма Завоевателя плыли покорять берега Англии. Он пел так громко, что его дивное пение было слышно на всех близплывущих кораблях флотилии и на проплывающем слева по борту берегу. Сказочные очертания византийских и франкских замков медленно плыли мимо, как в чудесном сне, — Маргат, Тортоза, Триполи, Инфре, Ботрон, Жибле с необычайно высокой башней, Сагунта. Здесь кораблями Ричарда было атаковано сарацинское судно — довольно большая галера, везущая из Киликии в Сен-Жан-д’Акр продовольствие и оружие, предназначенное для осажденных сарацин.
Протараненная сразу в двух местах, галера быстро пошла ко дну, так что почти ничего из груза не удалось захватить. Торжествуя эту хоть и малую, но победу, Ричард приплыл в Бейрут, где вновь причалил и остался на ночлег, потому что и тут, как в Антиохии, его ожидал пышный и восторженный прием.
Проснувшись на рассвете, он счастливо потянулся и тайком принялся считать прыщи. На сей раз насчиталось двадцать два. Он опять не верил своему счастью. Это ли не предвестие грядущего успешного завоевания Гроба Господня? Его имя взлетит выше имен всех предыдущих крестоносцев. Скорее на корабли!
Утро седьмого июня принесло Ричарду новый триумф. Едва отплыли от бейрутской гавани, как в море встретили необычайно огромных размеров дромон, так же, как и вчерашняя галера, плывущий из Киликии с помощью для защитников Сен-Жан-д’Акра. Кроме продовольствия и оружия на дромоне находился значительный полк магометан. Ричард тотчас повелел атаковать судно с применением метательных орудий и греческого огня. Камни и пылающая горючая смесь полетели и со стороны дромона. Боясь напугать Беренгарию, Ричард, сколь ни мечтал принять участие в морском сражении, приказал держаться своей галере подальше от противника. Битва продолжалась недолго, огромный черно-зеленый стяг с тремя полумесяцами, реявший на корме сарацинского судна, запылал, а сам дромон, пробитый с одного бока в двух местах, стал крениться и погружаться в воду. На сей раз потопление судна было не столь быстрым, как вчера, и крестоносцам удалось захватить и пленников и добычу. Когда верхушки мачт дромона исчезли в морской пучине, великий магистр тамплиеров де Сабле, руководивший сражением, подплыл к галере Ричарда с докладом. Удивительно было и то, что ни один из кораблей крестоносцев не пострадал, хотя сарацины изрядно огрызались огнем и каменьями. Аллах не пришел к ним на помощь.
И снова волшебные замки поплыли слева по борту один за другим — Д’Амур, Рас-Джедра, Рас-эр-Румель, Сидон, Загеран, Адлун, Наркасим… Король Англии, переполненный счастьем, приказал плыть медленно, чтобы вдоволь налюбоваться побережьем заветной земли, ведь он и впрямь, как теперь ему казалось, плыл сюда всю свою жизнь. Гребцы только радовались, что после позавчерашнего напряжения можно было грести вполсилы, отдыхать. К тому же на радостях, что потоплен и ограблен дромон, им выдали особую кормежку и даже немного вина.
Плыли столь медленно, что скромное расстояние в семнадцать морских лье, разделяющее мысы Рас-Бейрут и Рас-Сур, которое можно преодолеть за несколько часов, прошли за полный световой день и, лишь когда спустилась ночь, причалили у стен прославленного Тира, где Ричарда ожидала встреча с самим знаменитым защитником этой крепости, Конрадом Монферратским. Впрочем, Конрад вел себя весьма прохладно, предложил королю Англии уютный ночлег, но не более того. Этому имелось простое объяснение — до Конрада дошли слухи о дружбе между Ричардом и Гюи Лузиньяном, вспыхнувшей на Кипре, а монферратский маркграф терпеть не мог взбалмошного и зачастую бестолкового Иерусалимского короля. Он настолько верил в виновность Гюи во всех неудачах крестоносцев, преследующих их в последние годы, что принялся оспаривать право Лузиньяна носить корону Иерусалима. И Конрад, положа руку на сердце, имел на эти притязания полное право. Тир, охраняемый им, незыблемый и непокорный, оставался главной большой твердыней христиан в Святой Земле. Когда осенью прошлого года умерла королева Сибилла, Конрад добился того, чтобы ее младшая сестра Елизавета, выданная восьми лет от роду за Гонфреда Туронского, а ныне достигшая восемнадцатилетнего возраста, была разведена с нелюбимым и неспособным к супружеству мужем и выдана за него, Конрада Монферратского. А став мужем Елизаветы, Конрад приобрел еще больше прав на иерусалимский престол. Теперь ему оставалось только принять самое деятельное участие в завоевании Сен-Жан-д’Акра и самого Града Господня. Ричард же, помимо своей дружбы с Лузиньяном, представлял собой опасность еще и тем, что мог стать столь же любимым главой всего крестового воинства, как некогда Годфруа Буйонский.
Несмотря на очевидную неприязнь, проявленную Конрадом, Ричард не перестал уважать его, будучи премного наслышан о его воинской доблести и личной смелости. Прощаясь с ним утром восьмого июня, Ричард низко поклонился и сказал:
— Самым большим счастьем для меня было бы идти с вами рука об руку и вместе освобождать святые места.
В это утро количество насчитанных им прыщей составило всего-навсего двенадцать. Сегодня Ричард намеревался прибыть в лагерь под Сен-Жан-д’Акром, он предвидел всеобщее ликование, и в душе у него все пело. И ему хотелось петь, но, сев на корабль, он удержался, храня голос для встречи с действующей крестоносной ратью.
Простившись с доблестным Конрадом, сели на корабли, отплыли от тирской пристани, миновали белый мыс Рас-аль-Абьяд, проплыли мимо приземистого замка Кандолин и наконец прибыли в местность Казал-Эмбер, из которой как на ладони уже видна была панорама древней Птолемаиды, которую арабы называли Аккой, что значит «горячий песок», или Акрой, что значит «испеченная в горячем песке», а рыцари-госпитальеры переименовали в Сен-Жан-д’Акр — в честь своего небесного покровителя Иоанна Крестителя и Предтечи Господа Иисуса Христа. Теперь здесь находилось место главного противостояния крестоносцев, стремящихся возродить Иерусалимское королевство, и мусульман, жаждущих полного изгнания христиан из Палестины и Сирии. От того, смогут ли крестоносцы взять Акру, зависело либо то, либо другое.
Все пространство вокруг города покрывали палатки крестоносцев, а чуть поодаль — шатры Саладина. Ричарду понравились высоты Казал-Эмбера, с коих открывалась полная картина местности, и он сразу решил раскинуть здесь свой лагерь. Он, правда, был несколько разочарован тем незначительным количеством людей, которые вышли его встретить и поприветствовать. Граф де Дрё, по коему он успел соскучиться, сообщил ему:
— Много зла накопилось против вашего величества в сердцах осаждающих. Слишком долго вас тут ждали. Приходится даже сказать вам, что вас стали называть Ричард Мышиное Сердце. Но я уже предвижу, что в ближайшие часы весть о вашем прибытии растопит сердца людей и они поднимутся на высоты Казал-Эмбера приветствовать вас. А теперь поспешим же на холм, который я облюбовал для вашей ставки. Он называется Тель-эль-Фуххар, у его подножия бьет превосходный ключ, называемый местными жителями Коровьим.