Риэго
Шрифт:
Вслед за деревнями и захолустными городками поднялись и крупные центры: 22 мая восстала Картахена, на следующий день Валенсия провозгласила, что она признает королем Испании только Фердинанда. Астурийские патриоты 25 мая объявили войну Наполеону и отправили послов в Англию с просьбой о помощи. К концу месяца к народному движению присоединилась Севилья, а за нею последовали Корунья, Бадахос, Гранада, Вальядолид и Кадис.
В Испании находилась 100-тысячная французская армия. Она занимала почти всю Кастилию, Каталонию, Наварру, часть Астурии, Эстремадуры, Валенсии. Среди
Вот на эту-то армию и осмеливались нападать повстанцы, вооруженные допотопными ружьями и заржавленными дедовскими саблями.
Наполеоновские командиры поначалу пожимали плечами. Противно, говорили они, заниматься усмирением мужичья. Императору следовало бы направить в Испанию людей, привыкших действовать плетью и розгами да намыливать веревки.
Однако презрительные шутки скоро прекратились — события приняли грозный для оккупантов оборот.
Французы стремились поскорее занять еще свободные от их гарнизонов юг и запад королевства.
После мадридских событий продвижению французской армии начали оказывать сопротивление и регулярные испанские войска. Но эти войска главой которых в течение десятилетий был Годой, не представляли собой сколько-нибудь серьезного противника. Выстроенные для боя испанские батальоны нередко обращались в бегство при первых же выстрелах.
Однако за столь легкими для французского оружия победами не следовали обычные в подобных случаях сдача и разоружение побежденных. Разбитые испанские части рассеивались и таяли, как снег на солнце. Вылавливать отдельных солдат в гористой местности — дело трудное и неблагодарное.
Вначале французы считали, что распылившиеся отряды переставали существовать. Но странное дело — эти беглецы вновь соединялись в отряды, которые появлялись в других местах. Такая тактика была возмутительным нарушением привычных военных правил.
Наполеон полагал, что занятие всей испанской территории положит конец изнурительной «погоне за тенью», и потому торопил своих генералов. Большое значение он придавал скорейшей оккупации Андалузии. Это дело было возложено на корпус генерала Дюпона. Император объявил генералу, что в Кадисе, конечном пункте андалузского похода, его ждет маршальский жезл.
Борьба с регулярным испанским войском, была бы закончена в короткий срок, если бы тыл французской армии не пришел в состояние глубокого расстройства, причин которого оккупанты долго не могли себе уяснить. Сначала, когда в штаб какой-либо части приходило сообщение о нападении вооруженных крестьян на обоз или лазарет, эти враждебные действия окрестного населения считали местью за жестокие реквизиции или мародерство. Производилось следствие, долго и обстоятельно допрашивали пойманных бунтовщиков.
Но нападения множились с угрожающей быстротой. По всему огромному тылу армии расползлась герилья — «малая война».
Французам приходилось остерегаться даже детей: на конюшне мальчишка помогает конюху, а наутро у лошадей подрезаны сухожилия.
Нельзя напиться воды: того и гляди в кружку подсыплют отравы.
Пойманного герильера ведут на расстрел. Ни слез, ни мольбы, ни покорности перед лицом смерти. До последнего издыхания он сопротивляется, и никакой пыткой не заставишь его рассказать о расположении отряда односельчан.
Поседевших в боях французских солдат мороз подирает по коже: за каждым кустом, за поворотом дороги притаился разведчик. О движущейся колонне войск, об обозе, о военной почте передаются донесения на много лиг вперед. И вот уже в горной теснине, в ложбине, в лесу ждет засада. Со всех сторон с ужасающими воплями набрасываются на чужеземцев герильеры, бесстрашно лезут на штыки, рубятся в бешеном исступлении.
Они наряжаются в мундиры попавших к ним в плен солдат. Это их излюбленные трофеи. Герильер с гордостью носит французскую треуголку, доломан, гусарскую куртку, хотя рискует при этом головой, — испанца, пойманного во французской форме, расстреливают на месте.
Пришельцы не имеют друзей в народе. Вся нация поднялась на поработителей, во всех глазах они читают смертельную ненависть.
Наполеоновские солдаты проникаются невольным уважением к своим врагам: мужества нельзя не уважать. А герильер беззаветно храбр. Он дик и жесток, но борется-то он с чужаком-захватчиком.
Вот кучка вооруженных саблями крестьян врезается в войсковую колонну. Храбрецы рубятся до тех пор, пока всех их не подымут на штыки.
Старуха проносит под передником бомбу и бросает ее в отряд драгун…
Герилья ставила перед французским командованием неразрешимую, в сущности, задачу — обеспечить тыловую связь среди враждебного и готового на все населения. Дошло до того, что приходилось отряжать целую роту для передачи приказа другой роте. Связь между отдельными войсковыми частями прерывалась на месяцы. Французы чувствовали себя в безопасности только в больших, хорошо вооруженных соединениях.
Сложный военный механизм не в состоянии осуществлять свою задачу без разветвленных сообщений. Может ли тело жить без кровеносных сосудов? А герилья рассекала эти сосуды, и оккупационная армия кровоточила всеми своими артериями.
Неустанно тревожимый герильерами, корпус Дюпона продвигался на юг, к Андалузии. Войска перевалили через Сьерру-Морену и спустились в долину Гвадалквивира.
В начале июня, в то время как в Байонне Наполеон совместно с грандами писал для Испании конституцию, солдаты Дюпона захватили и мародерски разграбили Кордову.
Генерал стремился пробиться поскорее к Кадису, где стояла небольшая французская эскадра, доставившая туда амуницию и провиант для пополнения запасов корпуса. Тут Дюпона постигла первая неудача: он получил донесение о том, что испанцы захватили французские суда. Это опрокидывало все его планы.