Риэго
Шрифт:
II
МОЗГ РЕВОЛЮЦИИ
В годы французского нашествия Испания походит на судно, сорванное штормом с якорей и вынесенное в открытое, бушующее море. Страна потрясена до основания и переживает величайшую катастрофу — массовую гибель людей и веками накопленных богатств.
Но налетевшая буря валит не только крепкое, жизнеспособное. Она уничтожает и гнилое. По мере того как проходят месяцы войны, расшатываются и рушатся устои обветшалого общественного уклада.
В глазах подавляющего большинства испанцев прежние хозяева нации повинны в измене. Губернаторы, капитан-генералы, все представители высшей годоевской администрации заподозрены в тайном благоволении к чужеземцам. Стихийное народное движение
«Расстрел в Мадриде в ночь со 2 на 3 мая 1808 года» (Ф. Гойя)
«Партизаны изготовляют порох» (Ф. Гойя).
Новая власть начала зарождаться снизу. Население деревень и мелких городов доверяло управление общественными делами людям честным, а главное — готовым до конца бороться с французами. Новые алькальды приходили из народной гущи. Это были кузнецы, брадобреи, пономари, учителя, изредка врачи, адвокаты. Рядом с алькальдом стоял вожак местной герильи, выбранный из самых смелых и наиболее сведущих в военном деле людей округи.
Начальник герильи с алькальдом и представляли на первых порах всю полноту гражданской и военной власти. Вместе они вербовали партизан, добывали для них амуницию и продовольствие, вместе руководили уничтожением запасов и уходом населения при приближении французов. Это была вооруженная демократия, возникшая во имя борьбы и заключавшая в себе большие возможности социального обновления.
Но сразу стала чувствоваться необходимость в объединенных вышестоящих органах управления. Уже-осенью 1810 года в Севилье, Валенсии, Кадисе, Ла-Корунье и тринадцати других городах приступили к выборам областных хунт. Выборы происходили путем народного голосования разумеется, лишь в тех частях страны, которые были свободны от французов.
Кого же испанцы выбирали в областные хунты? Повсеместно они отдавали власть в руки дворян и церковников. Почти не было избранных от буржуазии, не говоря уже о трудовом народе. Народ ограничивался тем, что понуждал высшие классы к сопротивлению французам. Сам он в эти годы не претендовал на участие в руководстве национальным сопротивлением оккупанту.
У руля управления снова оказались правившие раньше сословия.
Сложившаяся таким образом система местных и областных хунт была завершена созданием Верховной и Центральной хунты Испании и Индий. Областные хунты направили в этот центральный орган по два «достойнейших» депутата.
На первых порах Центральная хунта заседает в Аранхуэсе, а затем перебирается в Севилью — подальше от французов.
Центральная хунта вобрала в себя виднейших из тех консерваторов и реакционеров, которые оказались в лагере врагов короля Жозефа. Этот верховный орган обновленной Испании — восставшее на гроба мрачное ее прошлое.
С первых же шагов Центральная хунта своими законами и постановлениями начинает глушить народные порывы к свободе и налагает узду на стремление взбудораженных крестьян к социальным преобразованиям. Ревниво охраняя свой авторитет, она наделяет депутатов титулами высочеств и превосходительств и сопровождает свои действия неуместными и смешными церемониями. Метко охарактеризовал Маркс деятельность Центральной хунты: «Центральная хунта мало того, что мертвым грузом повисла на испанской революции, она в буквальном смысле действовала в пользу контрреволюции: восстанавливала прежние власти, снова ковала уже разбитые цепи, старалась тушить пламя революции всюду, где оно загоралось, бездействовала сама и мешала действовать другим» [18] .
18
К. Маркс и Ф. Энгельс,
Много упреков адресовали историки этому мертворожденному детищу первой испанской революции.
Очень предприимчивая там, где дело шло о великолепии мундиров, большом жалованье и пышных титулах депутатов, она оказалась совершенно несостоятельной в руководстве армиями. Центральная хунта была в значительной мере виновницей тяжелых поражений регулярных военных сил.
В делах внутреннего управления Хунта проявила крайнюю реакционность. Она восстановила инквизицию, запретила продажу монастырских имуществ и вновь ввела церковные налоги.
За гулом сражений, шумихой воззваний Хунты и короля Жозефа, соперничавших между собой, можно расслышать требования отдельных сословий и групп, их желания и надежды.
Число испанцев, связавших свою судьбу с французами, было довольно значительным. «Офранцуженные» принадлежали преимущественно к привилегированным и просвещенным кругам общества. Они верили тому, что Наполеон избавит страну от тяжелого груза средневековья и без революционных потрясений выведет ее на путь прогресса. Офранцуженные говорили, что Испания не в первый раз получает правителей извне. Жозеф Бонапарт пришел из чужой страны так же, как за двести лет до того Филипп V, а еще раньше Филипп Г. Народное возмущение чужеземным вторжением казалось им тупой злобой простолюдина, не желающего подчиниться руководству более опытного и знающего соседа.
Офранцуженные — это запоздалые носители идей просвещенного абсолютизма. Прямо под ними, на более низкой ступени социальной лестницы, находились демократы. Среди городской буржуазии, лиц свободных профессий, студенчества, лучших представителей армии и клира сильно распространились идеи Французской революции. Эти люди верили, что испанский народ получит свободу, пройдя через революцию. Все они единодушно отвергали Наполеона. В их глазах он был палачом французской свободы и устанавливал в Испании порядки немногим лучше старого испанского уклада. В огромном энтузиазме народных масс, поднявшихся против французского нашествия, они усматривали начало желанной им революции. Испанский крестьянин сдвинулся с места, и теперь, казалось им, уже ничто не остановит его до тех пор, пока он не учредит нового, демократического порядка. И не так уж страшно то, что всю разбуженную энергию народа церковники направляют на возвращение династии Бурбонов. До победы над общим врагом надо действовать с ними заодно, а затем уж выбросить их, как хлам, за борт. Народ проснулся, и доводы разума, слова правды без труда проложат путь к его сердцу.
Офранцуженными и демократами, собственно, и исчерпывались силы прогресса. Им противостояло подавляющее большинство поместного дворянства и высшего духовенства.
Дворянство было напугано неожиданными, невесть откуда нагрянувшими событиями. Еще свежа была память о разделе поместий и расправе над помещиками в соседней Франции. Испанское дворянство пошло сначала за Наполеоном, а затем, оценив всю мощь народного восстания против него, примкнуло к движению за Фердинанда.
После того как дворяне получили преобладающее влияние в провинциальных хунтах и Центральной хунте, они стали тормозить патриотическое движение, надеясь окольными путями сохранить основы старой, феодальной монархии.
Союзником дворянства было духовенство. Хотя Наполеон и далеко отошел от Французской революции, все же победа французов в Испании — церковь это знала — в корне подорвала бы ее интересы. С упрочением Жозефа на троне церковные имущества, составляющие треть национального богатства, были бы отобраны безвозвратно.
Поэтому-то испанская церковь и бросила на сопротивление французам все свои силы, все свое огромное влияние. Приходские священники и монахи были подлинными организаторами этой беспримерной борьбы. Они дали освободительной войне лозунг: «Во имя спасения католической веры и династии!» В этом заключалась странная, исторически противоречивая особенность первой испанской революции, чреватая тяжелыми последствиями.