Риэго
Шрифт:
Наконец народ — основная материальная сила движения. Испанский крестьянин нутром постигал простую вековечную истину: при власти чужеземцев он будет первой их жертвой. Но дравшийся рядом с ним в герилье священник твердил, что победа Наполеона — это пришествие антихриста, что французы превратят церкви в стойла для своих лошадей, не позволят крестить детей, осквернят святые дары, и тогда души умерших не смогут найти пути в рай. И темный, суеверный крестьянин чувствовал себя борцом за католическую веру.
Правда, в сердце герильера теснились смутные надежды на установление более справедливых порядков, на получение в собственность куска земли. Но никто не поддерживал его в этих надеждах. Ни хунты, ни священники ничего не говорили о земле.
Противоречивость исторического развития испанской революции сказалась здесь с особой силой. «В целом движение, — писал Маркс, — казалось, было направлено скорее против революции, чем за нее. Будучи национальным благодаря провозглашению независимости Испании от Франции, оно было также династическим, ибо противопоставляло «возлюбленного» Фердинанда VII Жозефу Бонапарту; оно было реакционно своим противопоставлением древних учреждений, обычаев и законов рациональным новшествам Наполеона; оно было суеверно и фанатично, ибо так называемому французскому атеизму и уничтожению особых привилегий римской церкви противопоставляло «святую религию». Священники, устрашенные участью своих французских собратьев, из чувства самосохранения возбуждали народные страсти» [19] .
19
К. Маркс и Ф. Энгельс. Революция в Испании, стр. 12–13. Партиздат, 1937.
Военные дела Хунты становились все плачевнее, а ее неспособность руководить страной — все очевиднее. Народ настаивал на созыве кортесов — национального парламента. Кортесы не собирались с давних времен, но память о них была жива среди испанцев.
После долгих колебаний Хунта постановила созвать кортесы. Но для того чтобы закрыть всякий доступ в них вольномыслию, решено было избрать представителей по сословиям, как это делалось в прошлые века. Три сословия — духовенство, дворянство, горожане — должны быть представлены равным числом делегатов. Таким образом, по мысли верховодов Хунты, дворянство вместе с духовенством всегда выйдет победителем из парламентских сражений. Кроме того, подобный способ выборов выключит крестьянство из участия в политической жизни.
В ответ на это решение понеслись со всех концов Испании горячие протесты. Местные хунты и партизанские отряды единогласно заявляли, что парламент в таком составе не будет представлять нацию. Древний порядок выборов, говорили они, неприменим к современным условиям. Народ первый взялся за оружие, он щедро проливает свою кровь, переносит тяжелые лишения ради изгнания чужеземных захватчиков, тогда как очень многие дворяне и князья церкви служат Жозефу. О грандах и прелатах достаточно позаботилась Байоннская конституция, пришло время подумать и о простом люде!
Созыв кортесов на основе равного и общего голосования стал главным требованием демократических кругов. Они отстаивали и разъясняли это требование в газетах, воззваниях и брошюрах.
Центральная хунта упорно настаивала на старом порядке выборов, и дело затягивалось. Когда же, наконец, она разослала по провинциям выборные повестки, они были составлены по старым, сословным формам.
Хунта не пережила этого своего действия. Не успела она перебраться на остров Леон, в городок Сан-Фернандо, близ Кадиса, как против нее поднялся мятеж. Вдохновителем восстания была сильная кадисская буржуазия. Хунта не нашла себе защитников и в начале 1810 года бесславно закончила свое существование. Ее полномочия приняло регентство из пяти лиц.
В это время местные хунты собственной властью провели выборы в кортесы на основе общей подачи голосов. Правда, областей, где можно было произвести нормальные выборы, оставалось немного. Почти вся страна была захвачена оккупантами. Но трудность обошли простейшим способом: делегатов от занятых провинций избрали из числа их жителей, укрывшихся в Кадисе.
Так родились учредительные кортесы, сыгравшие исключительную роль в политической жизни Испании.
— Да здравствует нация! Да здравствуют кортесы!..
Под низкими сводами старого театра долго не смолкают восторженные крики. Жители острова Леона в этот вечер конца сентября 1810 года празднуют открытие учредительных кортесов Испании и Западных Индий.
Депутаты расположились в партере. Темные буржуазные сюртуки перемежаются с фиолетовыми облачениями епископов, белоснежными кружевами на кафтанах грандов, разноцветными монашескими сутанами. Ложи, выступающие над партером, ломятся от шумливой, возбужденной публики, выкрикивающей приветствия депутатам.
На высоко поднятой сцене царит торжественная тишина. Здесь установлен пышный балдахин. Складки парчи ниспадают на большой, во весь рост, портрет Фердинанда. Король облачен в пурпуровую мантию, на груди сияют ордена и регалии. Рядом с балдахином трон, завешенный алым бархатом: плененный монарх будет незримо присутствовать при трудах избранников верного ему народа.
В зале воцаряется спокойствие. И тогда становится отчетливо слышен гул орудийной пальбы. При каждом ударе, сотрясающем воздух, хмурятся лица. Враг захватил всю страну. Кортесам придется строить новую Испанию под аккомпанемент вражеских батарей.
Кортесы избирают председателя и секретаря.
На трибуну всходит убеленный сединами Торреро, ректор Саламанкского университета. Речь, произнесенная старым профессором в сутане, открывает парламентскую эру Испании:
— Собравшиеся чрезвычайные кортесы представляют верховную власть нации. Они признают своим королем Фердинанда Седьмого. Они не принимают его отречения в пользу Наполеона главным образом потому, что нация не дала на это отречение своего согласия. Кортесы присваивают себе законодательную власть во всей ее полноте, а исполнительную власть вручают лицам, которые будут ответственны перед нацией. Временно, до выбора нового правительства, кортесы признают такими лицами членов регентства. Регентство должно немедленно присягнуть в повиновении законам и признать верховную власть кортесов.
В тот же день, 24 сентября, появился первый декрет кортесов, принятый единогласно и положивший начало преобразованию страны в демократическом направлении. Кортесы провозгласили народный суверенитет и отвергли Байоннский договор о смене династии.
Отныне кортесам предстояло перестроить общественные отношения в стране, исходя из принципа верховенства нации. В этом и только в этом большинство депутатов видело спасение родины от окончательной гибели.
Депутаты остро ощутили величие и ответственность взятого ими на себя дела. Парламент заседал денно и нощно. Ораторы сменяли друг друга на трибуне. Увлекательно говорили они о близком подъеме отсталой страны, о воцарении справедливости и разума в государственном управлении, о грядущем народном счастье.