Риф, или Там, где разбивается счастье
Шрифт:
Дарроу объявил, что заглянет к ней вскоре после ланча, а утро было уже в самом разгаре, так что Анна, все еще сомневаясь в своей стойкости, решила немедленно поехать по адресу, который дала миссис Фарлоу. По дороге она пыталась припомнить, что слышала о сестре Софи Вайнер, но, кроме восторженного рассказа девушки о том, какая прелесть эта неведомая Лаура, могла вспомнить лишь некие смутные намеки миссис Фарлоу на ее артистические способности и матримониальные неурядицы. Дарроу упоминал о ней, но лишь однажды и очень скупо — та, мол, проявляет, видимо, очень малый интерес к благополучию Софи и во всяком случае географически слишком далека от нее, чтобы оказывать какую-то практическую
Ожидая в грязном вестибюле отеля «Чикаго», Анна ясно представила себе, что скажет Софи, — казалось, та уже стоит перед ней, — и душа ее упала с высоты своей смелости, когда долго отсутствовавший портье наконец вернулся с сообщением, что мисс Вайнер больше не проживает в отеле. Сомневаясь, что правильно его поняла, Анна спросила, не имеет ли тот в виду, что молодая дама отсутствует в данный момент; но портье ответил, что та съехала накануне. Иных сведений у него не было, и, поколебавшись секунду, Анна отправила его обратно, узнать, не сможет ли миссис Мактарви-Бёрч принять ее. Она подумала, что Софи, возможно, взяла с сестры слово не выдавать ее тайну, как и с миссис Фарлоу, и что личное обращение к миссис Бёрч способно дать не столь отрицательный результат.
После долгого тревожного ожидания портье возвратился с утвердительным ответом; и ветхий запинающийся лифт повез ее мимо двух запущенных лестничных площадок на третью.
Там провожатый направил ее по извилистому коридору, пропитанному запахом прибывшего морем багажа, и наконец она оказалась перед дверью, из-за которой до нее одновременно донеслись сильная вонь табачного дыма и звуки приглушенной перебранки. Она постучалась, и спор внутри затих; через минуту дверь распахнулась, и появился красивый молодой человек со встрепанными волосами и в помятой одежде, из чего она заключила, что он только что долго валялся на диване, это подтверждали и разбросанные придавленные подушки. Диван и рояль с корзиной увядших роз на нем, жестяная коробка с печеньем и опустошенный поднос, на котором приносили завтрак, заполняли почти все пространство узкой гостиной; в оставшемся свободном углу сидел, со смиренным видом изучая подкладку своей шляпы, еще один мужчина, низенький и смуглый.
Анна нерешительно застыла на пороге, но, когда она назвала имя миссис Бёрч, молодой человек вежливо пригласил ее войти, одновременно бросив нетерпеливый взгляд на молчаливого наблюдателя в углу.
Тот, подняв глаза, круглые и навыкате, остановил взгляд не на молодом человеке, а на Анне, и несколько мгновений изучал ее так же внимательно, как до этого внутренность шляпы. Она чувствовала, что ее пристально рассматривают, все подмечая и оценивая; и когда он наконец поднялся и направился к двери, казалось, вывод был сделан положительней, чем он по какой-то причине надеялся. На пороге он встретился взглядом с молодым человеком, обменявшись итогом визуальной разведки, столь же исчерпывающей, сколь мгновенной; и эта короткая сценка странным образом так много сказала Анне, что она не удивилась, когда молодой человек, подтолкнув к ней кресло, по-компанейски предложил ей сигарету. На ее вежливый отказ он заметил, что сам он закурит, если она не возражает; и пока он в поисках спичек шарил в широких карманах и за фотографиями и письмами, заполнявшими узкую каминную полку, она рискнула еще раз осведомиться о миссис Бёрч.
— Одну
Он говорил на гладком английском, лишенном национального характера, который, как и взгляд его глаз с длинными ресницами, и чарующая, всегда готовая появиться улыбка, предполагал долгую учебу всем искусствам выгоды. Наконец, обнаружив спички на полу рядом с диваном, он закурил сигарету, откинулся на подушки и на слова Анны, что, к своему огорчению, ей приходится беспокоить миссис Бёрч, ответил, мол, ничего страшного, та всегда заставляет всех ждать.
В облаках дыма от все новых сигарет они какое-то время продолжали болтать на нейтральные темы, но, когда наконец Анна снова намекнула на желательность увидеть миссис Бёрч, он вылез из своего угла дивана, легко пожимая плечами и бормоча: «Совершенно безнадежна», и неспешно удалился в соседнюю комнату.
Анна еще продолжала спрашивать себя, давно ли и при каком стечении обстоятельств много раз бывавшая замужем Лаура приобрела партнера, наделенного столь выдающейся способностью чаровать, когда молодой человек вернулся и объявил:
— Она говорит, вы можете зайти, если вас не смутит видеть ее в постели.
Он посторонился, пропуская Анну, и она оказалась в затененной неприбранной надушенной комнате с единственным окном, задернутым розовыми шторами, и пышноволосая блондинка с голой шеей улыбалась ей с розовой кровати в обширных следах пудры, осыпавшейся с пуховки.
— Вы же не против? Он обходится мне так ужасно дорого, что я не могу позволить себе отослать его, — объяснила миссис Бёрч, простирая унизанную кольцами руку к Анне, не уверенной, кого та имеет в виду, своего массажиста или мужа.
Не успела Анна ответить, как розовая ширь судорожно зашевелилась и нечто похожее на еще одну пуховку рванулось к Анне с лаем, напоминающим треск пробок, вылетающих из лилипутских бутылок шампанского.
— Если вы только дадите ему карамельку!.. — резко подавшись вперед, одышливо крикнула миссис Бёрч. — Там, в коробке на туалетном столике… это единственное, что может его успокоить… — И когда Анна бросила агрессору лакомство, а тот скрылся с ним под покрывалом, его хозяйка со смехом упала на подушки. — Не правда ли, прелесть? Князь подарил мне его на днях в Ницце… но он просто несносен, — призналась она, лучезарно улыбаясь гостье.
Изумленной Анне она, в розовой полутени полога, напоминала странную литографическую копию Софи Вайнер или, скорее, то, какой Софи могла бы стать с годами, несмотря на всю пудру. Лаура была крупнее сестры, с более светлыми волосами, более грубыми чертами лица, однако в ее взгляде и движениях было нечто, что тревожно напоминало самое чистое и самое привлекательное в Софи; и, протянув полную руку через кровать, она будто отдернула тусклую завесу с туманных далей семейной истории.
— Присаживайтесь, если найдете место, — радушно посоветовала она и добавила, когда Анна присела на краешек стула, на спинке которого висела разнообразная одежда: — Пение отнимает у меня столько времени, что погулять некогда, растрясти жирок — это самое худшее в жизни певицы.
Анна поддакнула и проговорила:
— Надеюсь, мой визит не доставил вам неудобства. Я сказала мистеру Бёрчу…
— Какому-какому мистеру? — переспросила лежащая красотка. — Ах, Джимми! — с легким смешком воскликнула она, словно поясняя больше себе, чем Анне.
А та нетерпеливо продолжала:
— Из слов миссис Фарлоу я поняла, что ваша сестра у вас, и я отважилась прийти, потому что хотела спросить, когда смогу застать ее.
Миссис Мактарви-Бёрч откинула голову и уставилась на нее долгим взглядом.