Риф Скорпион (cборник)
Шрифт:
Проводив Арвида Стефансена, он задумался. Потом взял телефонную трубку и позвонил ревизору; тот обещал прийти. Полчаса спустя он сидел в маленьком кабинете Вебстера с кассовой книгой лесопильного завода.
— Странно, — сказал ревизор. — Где-то должно быть отражено, что Холмгрен брал деньги. У нас есть только его расписки в платежных ведомостях — жалованье, премия, прибыль от акций. Какой же кассир станет выдавать большие суммы без расписки.
— Что ж, пошли попробуем осторожно побеседовать со Стефансеном, — предложил Вебстер.
Стефансен был занят раскрашиванием игрушечных тачек, какие можно увидеть на распродаже предметов,
Косой солнечный луч пробился с улицы через решетку, расписал бликами зеленую стену. Вебстер поглядел на тумбочку — там лежала библиотечная книга, записки о путешествии на Борнео. Он хмыкнул и перевел взгляд на кассира, представил себе мальчонку, которому запретили гулять и который мечтает о путешествиях в дальние страны. Неприметно кивнул ревизору — деловитому, хорошо одетому и хорошо причесанному господину.
Заранее предупрежденный следователем, ревизор мягко произнес:
— У меня возникли проблемы, господин Стефансен. Я насчет крупных выплат лично директору Холмгрену.
Они уставились на кассира; он пробурчал:
— Да уж, не завидую вам — сплошные цифры. Ревизии, должно быть, мука мученическая. Кассиру и то несладко приходится.
— Вы не припомните, вам случалось выдавать Холмгрену лично большие суммы? Я пока не стану называть точные цифры.
Вебстера ожидал приятный сюрприз — Стефансен улыбнулся и ответил вполне нормальным голосом:
— Конечно, я выдавал Холмгрену много денег.
— Сколько, скажем, в последний раз, господин Стефансен?
— В последний — двадцать тысяч. Двадцать — простая и безвредная цифра, верно? Это был аванс по одной из сделок.
— Вот именно, совершенно верно, — подхватил ревизор. — Я тоже так считаю, цифра двадцать никогда меня не раздражала. Гм-м. И Холмгрен расписывался в получении денег? Я что-то не нахожу расписок. Конечно, это чистая формальность, но отсутствие расписок затрудняет мне работу, сами понимаете. Сидишь копаешься в множестве документов, и без расписок… Могу я попросить вас, господин Стефансен, помочь мне найти эти расписки?
Стефансен обвел камеру рассеянным взглядом, пробормотал:
— Да, не завидую я вам. Тогда уж мне тут лучше, спокойнее. Расписки? Холмгрен всегда расписывался в отдельной тетрадке, кроме тех случаев, когда деньги причитались ему по платежной ведомости.
Ревизор не мог припомнить, чтобы ему попадалась такая тетрадка. Стефансен объяснил, что тетрадка стояла на полке в заводоуправлении. В нее вносились только суммы, которые брал Холмгрен. Простая такая черновая тетрадка в коричневой картонной обложке.
Ревизор заметил, что речь идет о крупных суммах. Для чего они требовались Холмгрену? Ведь ему не полагалось таким способом брать из кассы деньги для личных расходов?
Стефансен поразмыслил, затем ответил спокойно, серьезным тоном:
— Конечно, но Холмгрен явно понимал, что мне приходилось трудно последнее время. Все крупные суммы он отсылал сам. Он расписывался в тетрадке, потом я регистрировал, что деньги отправлены.
— В основном лесовладельцам?
— Да, последнее время он сам рассчитывался по почте с лесовладельцами. Остальные выплаты были относительно мелкими. Крупные суммы мы рассылали ежегодно за короткое время. Правда, в редких случаях он не успевал расписаться, но ничего страшного в этом не было. Холмгрен был кристально честным человеком. Мы с ним были близкие друзья.
— Вы уверены, что тетрадка стояла на полке? — ровным голосом осведомился Вебстер.
— Абсолютно уверен, — ответил Стефансен. Вебстер показал ему листок с перечнем неучтенных сумм, и, как ни странно, кассир Стефансен отлично помнил, что Холмгрен получал эти деньги для отправки лесовладельцам. Когда же Вебстер задал ему новый вопрос, он вдруг отвернулся, сделал рукой отрицательный жест и принялся раскрашивать очередную игрушечную тачку. Выйдя в длинный тюремный коридор, ревизор сказал:
— Выходит, если мы найдем тетрадку и обнаружим в ней расписки Холмгрена в получении недостающих денег, Стефансена объявят невиновным?
— Н-да, выходит, так.
Странно, что он не заявил об этой тетрадке раньше. Или он чокнутый? Если тетрадь с расписками существует на самом деле.
— Странное дело, — пробормотал Вебстер.
7
На другой день он выехал утренним поездом в Фредрикстад. В пути привел в ярость одного железнодорожника своим утверждением, что поезда следует заменить трамваями.
— Вы всерьез предлагаете, чтобы трамваи ходили до Хаммерфеста на крайнем севере страны? Да у вас, наверно, не все дома, — возмущался железнодорожник.
— У вас-то, понятно, свой интерес — чтобы продолжало существовать железнодорожное разобщение, — холодно отвечал Вебстер.
Фру Эриксен предложила дивный ленч — яичница из четырех яиц с ветчиной, кукурузные хлопья со сливками и вареньем, свежайшее сливочное масло, ржаной хлеб двух сортов, белый хлеб и свежие булочки, четыре сорта сыра, мессинские апельсины, цельное молоко, ароматный кофе плюс газета «Фредрикстад дагблад». Вебстер проникался все большей симпатией к фру Эриксен. Она делалась все мягче в обхождении. Когда Ник Дал заговорил с ним через стол, Вебстер сухо что-то ответил, не глядя на Ника, попросил передать эдамский сыр и тихо пробормотал:
— Помолчи, черт бы тебя побрал, тебя что — не учили, как вести себя за столом?
Фру Эриксен была в восторге от фотографий Ника Дала, особенно рекомендовала свой портрет в шляпе. Вебстер, между прочим, тоже иногда фотографировался, и непременно в шляпе.
В очередном рапорте Ника Дала не содержалось ничего существенного. Три дня назад Арвид Стефансен посетил свою родительницу. Фру Стефансен поехала с ним в Фредрикстад, пила кофе вместе с фрекен Харм в ресторане «Медведь» напротив церкви. Они выпили также по рюмке вина, сидели и толковали. Точнее, фрекен Харм долго распространялась о нарядах для свадьбы. Фру Стефансен явно была чем-то обеспокоена. Хотя с какой стати ей интересоваться чужой свадьбой, учитывая состояние собственного брака. Фру Стефансен сшила Этте чудесное платье, но, конечно же, Этта придралась, сочла ее изделие недостаточно модным. Собирается кое-что подправить в Осло, жеманница. Вообще же была чудо как хороша, и фру Эриксен назвала ее «славной девушкой». Ночью, когда Этта поднялась в свою комнату на втором этаже, фру Эриксен подглядывала в коридоре. Фрекен Энген посещает кладбище раз в неделю. Ник Дал не следит за ней — слишком светло. Иногда заходит к ней на чашку кофе. Ничего особенно интересного. Этта считает фру Стефансен настоящей красавицей, «пылкой особой». Говорит о ней: «Тлеющий кратер». Соображает…