Рифейские горы
Шрифт:
Кэйдар скучал по ней, по этой женщине. Не только ребёнок был всему причиной. Скучал, конечно же. Она ведь не такая, как другие, совсем другая. Даже поцелуй у неё приходится брать с боем.
Она не скрывала своего отношения к тебе, ненавидела открыто, поэтому и дерзила при всяком удобном случае. Упрямая и смелая, до отчаянного. И господина своего в тебе так и не признала...
За что и поплатится!
Я заставлю её просить о милосердии. Даже Айна-гордячка готова была броситься тебе в ноги, что тут про виэлийку говорить!
Ладно, надо ещё раз вызвать Дириссия. Пускай отдаст
Обо всём другом забыв, Кэйдар резко выпрямился - повреждённая связка отозва-лась острой болью. Будто раскалённой иглой пронзило через всё тело. Аж в глазах потемнело. Задавив в себе болезненный вздох, сделал-таки шаг, опираясь, перенося весь вес на больную ногу. Отец Всемогущий, это же пытка! Надеюсь, потом будет полегче. Ведь Лил же обещал, что боль уменьшится со временем. Но и дожидаться, пока это время придёт, - нет уж, так можно и состариться, не вставая с ложа.
* * *
Амтса - великий охотник и самый младший сын Создателя - спустил с поводка своих первых собак, и в мире людей повеяло осенью. Запах скорой зимы принесли с собой быстроногие ветры. Пока ещё они дули только по ночам, даря свежесть и прохладу. Запах моря, запах водорослей, запах солёной воды казался таким осве-жающим и новым после летней жары. Это зимой душа будет молить о солнце и тепле, а сейчас, осенью, ночные ветры - предвестники холодов - сообщали о скорых переменах.
Лидас вернулся в первых числах октября, вернулся спустя два с половиной месяца, вернулся рано утром, и в том виде, в каком был, явился к Айне.
Она встретила его милостивой улыбкой, даже протянула руку с расслабленными бессильными пальцами. Целуя эти пальцы, прижимая ладонь к губам, Лидас не мог отделаться от странного чувства, ему казалось, что Айна - его Айна!
– стала какой-то чужой, не знакомой ему. Смотрел на неё во все глаза, смотрел-смотрел, спрашивал себя мысленно: "Что не так? Что же в ней не так?"
И дело даже не в беременности, хотя она довольно сильно повлияла на её фигуру. Этот большущий живот уже невозможно не заметить. Да и стоит ли скрывать? Неу-жели скорое материнство так повлияло на неё? Сделало какой-то незнакомой, почти чужой?
За довольно приветливой улыбкой и спокойным взглядом - нескрываемое равно-душие. Но не равнодушия он ждал после столь долгой разлуки. Готов был за два с половиной месяца выслушать всё, всё, что накопилось у неё на душе за эти месяцы. Готов был признать свою вину и не оправдываться, ведь лучшим оправданием в его положении был подарок - золотое тончайшей ковки ожерелье и серьги с аквамари-ном.
Но примет ли она этот подарок, будет ли ему рада, даже если сейчас вот, не в при-мер себе прежней, без единого украшения? Даже пряжки на плечах, и те из низко-пробного дешёвого серебра без вставок.
А что значит этот белый паттий? Она-то по кому соблюдает траурный обряд? Мо-жет, случилось что, пока меня не было?
– Тебя долго не было,- первой заговорила всё-таки Айна, но в голосе не было и намёка на упрёк. Вообще в нём ничего не было. Эта фраза родилась лишь потому, что Айна тяготилась
– Да, долго,- отозвался Лидас. Он всё ещё стоял перед ней, сидящей в кресле, как проситель. Торопился увидеть, так торопился, что даже переодеваться не пошёл, а ведь попал ночью под дождик, и сейчас мокрая одежда холодила тело, была непри-ятна, а в голове то и дело пробегала одна нехорошая мысль: "Не простудиться бы... Надо было о горячей ванне распорядиться".- Похороны - это всегда долго. Да и дела всякие накопились, я же не был там шесть лет. И теперь уже вряд ли попаду...
– А что, твой брат не будет рад видеть тебя снова?- Айна усмехнулась, нервно постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Нет, не этим совсем занята была её голова, но и заговорить первой она не решалась почему-то.
– Гирану сейчас не до меня ещё долго будет.- Непонятная тревога и Лидасу переда-лась, он сам начал нервничать. Потому, что не знал, о чём хочет говорить с ним Айна, чувствовал только: неприятное что-то предстоит. Или уже произошло в его отсутствие.
Отец всемогущий! Лучше бы она кричала, ругала, швырнула в него эту свою по-душку, которую прижимает сейчас к груди, как собственного ребёнка. Ну, что же ты так смотришь?! Ни радости, ни злости - одно равнодушие! Спокойное равнодушие, без тени любопытства.
Как её расшевелить? Как её заставить увидеть меня, своего мужа? Меня не было рядом больше двух месяцев, а ты точно забыла меня! Насовсем и навсегда!
– Как наш ребёнок? Седьмой месяц идёт, так ведь?- спросил, зная, что тема буду-щего материнства всегда вызывала у жены бурную реакцию.- Тебе в декабре рожать, я помню...
– Похвально.- Айна в ответ чуть-чуть бровями повела. Подумалось: не скажет больше ничего, не двинется, - нет, продолжила, глядя Лидасу прямо в глаза:- Больше пяти лет мы с тобой вместе прожили, ты с самого начала знал, как важна для меня эта тема. Я на многое глаза закрывала, многое терпела, на многое пошла, чтоб только ребёнка родить. Всё равно, кого. Я хотела всегда быть матерью, как хотят этого все женщины...
– Разве ты...- Лидас осёкся, не договорил, смутился под строгим взглядом Айны, подкреплённым нетерпеливым взмахом руки: "Тихо! Не перебивай!"
– Ты видел мои страдания? Видел, что я со своей стороны принимаю все меры?- Она чуть вперёд подалась, хотя выпирающий живот и мешал ей, вцепилась пальцами в резкое дерево подлокотников.- Видел?
– Айна, о чём ты... вообще?- Лидас возмущённо развёл плечи, вытянул шею. Удив-лённо раскрытые глаза, влажные волосы, прилипшие ко лбу, - он был растерян и удивлён и поэтому, видимо, выглядел беспомощным.
– Ты знал, что это бесполезно?! С самого начала знал, что ничего этого не будет. Ещё до свадьбы знал, что бездетен. И промолчал! Промолчал!! По твоей вине я должна была умереть бесплодной... Ты обманывал меня, ты умолчал перед Отцом... Он, если б знал, нашёл бы мне другого мужа... На что ты надеялся? На вмешательст-во Создателя? На мою измену?
Я посвятила свою жизнь, свои лучшие годы мужчине, не имеющему никакого права зваться мужчиной... Бездетному, бесплодному, не годному ни на что...