Рифтеры (Сборник)

Уоттс Питер

– Чун. Бери обе группы, выдвигайтесь туда же. Дер­жите шлюз. Доложишь, когда будете на месте.

– Принято.

– Йегер, возьми закладку и оставь ее в двадцати мет­рах от хозблока, на сорока градусах. Остальным оставать­ся на местах. «Настройтесь» и не забывайте о микрофо­нах. Посыльные, мне нужны три человека в цепочке, один постоянно на связи. Пошли!

Оставшиеся точки приходят в движение. Лабин, не переводя дыхания, открывает новое окно: на нем вра­щается архитектурная схема «Атлантиды». С оранжевыми искорками

внутри. Кларк узнает место, откуда сияет одна из звездочек – именно его прихвостни Грейс Нолан по­метили косым крестом.

– Давно ты это задумал? – тихо спрашивает она.

– Довольно давно.

Даже раньше, чем она себя «настроила», иначе бы что-нибудь да заметила.

– И участвуют все, кроме меня?

– Нет. – Лабин изучает подписи к схеме.

– Кен!

– Я занят.

– Как они это сделали? Как получилось, что мы ни­чего не почувствовали?

– Автоматический запуск, – рассеянно отвечает он. Колонки чисел прокручиваются в новом окне – слиш­ком быстро, ничего не разобрать. – Возможно, генератор случайных чисел. План у них есть, но никто не знает, когда он придет в действие, поэтому нет волнения перед ключевым моментом, которое выдало их.

– Зачем им было идти на такие сложности, если они не...

«...не знали про „настройку"!»

Ив Скэнлон, вспоминает она. Роуэн о нем спраши­вала. «Он предполагал, что мозг рифтера может стать... чувствительнее, в некотором роде», – говорила она.

А Лени Кларк несколько минут назад это подтвердила.

Вот оно как.

Она не знает, от чего ей больнее – от недоверия Ла­бина или от запоздалого понимания, насколько то оправ­дано.

Никогда в жизни она не чувствовала себя такой уста­лой. Неужели опять все сначала?

Наверное, она произносит это вслух. Или Лабин угол­ком глаза улавливает некий ее жест. Так или иначе, его руки замирают на пульте. Он наконец оборачивается к ней. Глаза, освещенные экранами, выглядят на удивле­ние прозрачными.

– Не мы это начали, – произносит он.

Она только и может, что покачать головой.

– Выбирай, на какой ты стороне, Лени. Давно пора.

Ей этот вопрос представляется ловушкой – не забыть,

как обходится Кен Лабин с теми, кого считает врагами. Но от выбора ее избавляет тупой костолом Дейл Кризи.

– Черт... – скрежещет его вокодер сквозь шипение помех.

Лабин мгновенно возвращается к работе.

– Кризи? Добрался до блока F?

– Обижаешь. Я бы настроился на мудаков и вслепую, в сраных Саргассах...

– Кто-нибудь покидал комплекс?

– Нет, не думаю. Но... черт побери. Их там такая прорва, что...

– Сколько именно?

– Именно что не знаю! Пара десятков как минимум. И, слушай, Лабин, в них что-то странное – в том, что они излучают. Никогда еще такого не чувствовал.

Лабин вздыхает. Кларк представляет, как он закатывает глаза под линзами.

– Поточнее нельзя?

– Они холодные, парень. Почти все – словно ледыш­ки. То есть настроиться-то я на них могу, но не похоже, чтоб они хоть что-нибудь чувствовали. Может, чем-то одурманены? Я к тому, что рядом с ними ты – каприз­ный ребятенок...

Лабин с Кларк переглядываются.

– Я не в обиду, – жужжит после паузы Кризи.

– У подружки Аликс был зельц, – говорит Кларк. – Вроде домашней зверушки...

А здесь, на пустом океанском дне, в этом скудном микрокосме, детской игрушкой может стать лишь то, чего очень много.

– Иди, – говорит Лабин.

Его «кальмар» причален к стопору у нижнего шлюза. Кларк жмет на газ, и машина, взвизгнув гидравликой, срывается с места.

Челюсть у Кларк вибрирует, принимая передачу. В го­лове звучит голос Лабина.

– Кризи, последний приказ отменяется. Заряд не ста­вить, повторяю, не ставить. Поставь только микрофон и отступай. Чун, отведи своих на двадцать метров от шлюза. В контакт не вступать. К вам идет Кларк, она подскажет, что делать.

«Я-то подскажу, – думает она, – а они пошлют меня куда подальше».

Она правит вслепую, по азимуту. Обычно этого более чем достаточно: на таком расстоянии «Атлантида» уже выделяется светлым пятном на черном фоне. А сейчас ничего подобного. Кларк включает сонар. Зеленый «снег» в десяти градусах от курса – а в нем более жесткое эхо Корпландии, размытое помехами. Только теперь начи­нают проявляться тусклые отсветы – они теряются при попытке сфокусировать на них взгляд. Кларк включает налобный фонарь и осматривается.

По левому борту пустая вода. Справа луч упирается в клубы черного дыма – косая линия завесы пересекает ее курс. Через несколько секунд она окажется в самой гуще. Кларк выключает свет, чтобы не слепил в густом обла­ке. Чернота перед линзами еще немного темнеет. Кларк не ощущает ни течения, ни повышения вязкости. А вот вспышки становятся немного ярче – робкие проблески света сквозь кратковременные разрывы в завесе. Корот­кие, как сигналы стробоскопа.

Свет ей не нужен. Теперь не нужен и сонар: она чув­ствует возбуждение вокруг, нервозность, излучаемую рифтерами и – темнее, отдаленнее – страх из сфер и кори­доров под ними.

И что-то еще, знакомое и чуждое одновременно, жи­вое и неживое.

Океан вокруг нее шипит и щелкает, словно она по­пала в стаю рачков-эвфаузиид. Слабо дребезжат в ответ имплантаты. Она улавливает голоса сквозь вокодеры, но не разбирает слов. Эхо на сонарном дисплее – по всем ста восьмидесяти градусам, но из-за множества помех она не разбирает, шесть их там или шестьдесят.

Прямо по курсу бравада, подкрашенная страхом. Кларк резко сворачивает вправо, но уклониться от столкновения не успевает. Мглу ненадолго разрывает просвет.