Рифтеры (Сборник)

Уоттс Питер

Кларк уставилась на нее взглядом статуи. Может, пе­ремирия последних лет мало. Может, новые события, требующие нового взаимопонимания, расколют хрупкое доверие, выросшее между ними двоими. Может, Роуэн сейчас выглядит в ее глазах обманщицей. Может, она потеряла последний шанс предотвратить катастрофу. Бе­сконечные секунды каменеют в холодном густом воздухе.

– Твою же мать, – вырывается наконец у Кларк. – Если это выйдет наружу, все пропало.

Роуэн хватается за ниточку надежды.

– Надо

постараться, чтобы не вышло.

Кларк качает головой.

– И что мне делать: сказать Раме, чтобы бросал ра­боту? Пробраться в лабораторию и разбить образцы? Они и так считают, что я с вами в одной постели. – Лени горько усмехается. – Что ни делай, своих я потеряю. Мне и так не доверяют.

Роуэн откидывается в кресле, прикрывает глаза.

– Знаю.

Кажется, она постарела на тысячу лет.

– Проклятые вы корпы. Всюду дотянулись, ничего не оставили в покое.

– Мы всего лишь люди, Лени. Мы делаем... ошибки.

Внезапно чудовищная, абсурдная, астрономическая степень этого преуменьшения доходит до нее, и Патри­ция Роуэн не может сдержать хихиканья.

За нее много лет не числилось таких вольностей. Лени поднимает бровь.

– Извини, – выговаривает Роуэн.

– Ничего. Это действительно смешно. – Рифтер раз­двигает уголки губ в привычной полуулыбке, но и та тотчас пропадает. – Пат, по-моему, мы не сможем их остановить.

– Должны.

– Никто уже не хочет разговаривать. Не хочет слу­шать. Один толчок – и все рухнет. Узнай они хотя бы об этом нашем разговоре...

Роуэн мотает головой, упрямо не желая верить. Хотя Лени права. В конце концов, Роуэн известна ее история. Она разбирается в политике. Если простой разговор с другой стороной конфликта воспринимается как преда­тельство, значит, точка невозврата пройдена.

– Помнишь нашу первую встречу? – спрашивает Лени. – Лицом к лицу?

Роуэн кивает. Она свернула за угол и увидела перед собой Лени Кларк, пятьдесят кило черной ярости.

– Восемьдесят метров в ту сторону, – вспоминает она, тыча пальцем через плечо.

– Уверена? – спрашивает Кларк.

– Еще как, – говорит Роуэн. – Я думала, ты меня уб...

И замолкает, пристыженная.

– Да, – говорит она, помолчав, – это была наша первая встреча. Действительно.

Лени смотрит перед собой, на погасший экран в соб­ственной голове.

– Знаешь, я думала, ты могла участвовать в собесе­довании. До того, как ваши покопались у меня в голове. Никак не выходит определить, что именно там отредак­тировали, понимаешь?

– Я потом видела видеоматериалы, – признается Ро­уэн. – Когда Ив давал рекомендации. Но лично мы не встречались.

– Конечно, нет. Ты была классом выше. Тебе было не до встреч с наемными работниками. – Нотки злости в голосе Лени немного удивляют Роуэн. После всего, что она для нее сделала, после всего, что простила – странно, что такая малость еще может причинить боль.

– Мне сказали, тебе так будет лучше, – тихо говорит Роуэн. – Правда. Сказали, ты будешь счастливее.

– Кто сказал?

– Неврологи. Психиатры.

– Счастливее... – Минуту Лени переваривает сказан­ное. – Счастливее от ложных воспоминаний о том, как папа меня насиловал? Господи, Пат, если это так, что же творилось в моем настоящем детстве?

– Нет, счастливее на станции «Биб». Они клялись, что так называемые «уравновешенные» личности там не­пременно рехнутся через месяц.

– Помню я эту брошюрку, Пат. Преадаптация к хро­ническому стрессу, дофаминовая зависимость от экстре­мальной среды. Ты на это купилась?

– Но ведь они были правы. Ты сама видела, что про­изошло с первой контрольной группой. А тебе... тебе там настолько понравилось, что мы боялись, ты откажешься возвращаться.

– Поначалу, – без нужды поясняет Лени.

Чуть погодя она поворачивается лицом к Роуэн.

– Ты мне вот что скажи, Пат. Предположим, тебе бы сказали, что мне это не так уж понравится. Сказали бы: она возненавидит жизнь, возненавидит свою жизнь, но все-таки нам придется на это пойти, потому что иначе ей не сохранить рассудок на глубине. Если б они сказали так – ты бы меня предупредила?

– Да. – Она не лжет. Сейчас не лжет.

– И разрешила бы им меня перепаять, наделить мон­страми вместо родителей и все-таки отправить сюда?

– ...Да.

– Ради службы Общему Благу?

– Я служила ему как могла, – говорит Роуэн.

– Корп-альтруист, – бросает рифтерша. – Как ты это объяснишь?

– Что объяснять?

– Это вроде как противоречит всему, чему нас учили в школе. Почему на корпоративные вершины поднимаются социопаты и почему мы должны быть благодарны, что жесткие экономические решения принимаются людьми, у которых напряженка с обычными чувствами.

– Ну, все несколько сложнее...

– Было, ты хочешь сказать.

– И есть, – настаивает Роуэн.

Некоторое время они молчат.

– Ты бы переиграла все, если б могла? – спраши­вает Роуэн.

– Что? Перезагрузку? Вернуть настоящие воспоми­нания? Отделаться от всего, связанного с «папочкой-насильником»?

Роуэн кивает.

Лени молчит так долго, что Роуэн уже не ждет ответа. Но все же, не слишком решительно, Кларк произносит:

– Я такая, как есть. Может, раньше я была другой, но теперь есть только такая. И, если разобраться, про­сто не хочу умирать. Вернуть ту, прошлую, будет сродни самоубийству, как тебе кажется?