Рифтеры (Сборник)
Шрифт:
Карако преувеличенно вздрагивает:
– Пожалуйста. Скажи мне, что он не стал твоей новой моделью для подражания.
– Он и старой-то не был.
Кларк не может к этому привыкнуть:
– А тебя это не беспокоит?
«Ходить вот так, голым?»
– На самом деле одна вещь меня беспокоит. Я ни черта не вижу. Может, кто-нибудь свет включит?..
– Ну ладно, – Карако возобновляет прерванный разговор. – Ты сюда почему спустился?
– Тут безопасно, – отвечает Майк, мигая из-за персональной тьмы.
– Ну да.
– Безопаснее, в любом случае. Ты же не так давно была там, наверху.
– Я думаю, что там все несколько искажено. Вот почему я здесь.
– А ты никогда не думала, что ситуация становится, ну, скажем, довольно шаткой?
Карако пожимает плечами. Кларк, представив горячие иглы воды, делает шаг в сторону коридора.
– В смысле, посмотри, как быстро меняется Интернет, – продолжает Брандер. – Еще не так давно ты мог, сидя у себя в гостиной, добраться до любой точки мира, помнишь? Любой мог связаться с кем угодно, как хотел.
Кларк поворачивается. Она вспоминает те дни. Правда, смутно.
– А что насчет вирусов?
– А их тогда не было. Ну или были, но очень простые. Они не умели себя переписывать, не могли справиться с разными операционными системами и поначалу казались просто локальным неудобством.
– Но были же законы, которым нас учили в школе, – говорит Карако.
Лени припоминает:
– Взрывное видообразование. Законы Брукса.
Майк поднимает вверх палец:
– Самовоспроизводящиеся информационные последовательности эволюционируют как сигмоидная функция от уровня ошибок репликации и времени генерации. – Два пальца. – Эволюционирующие информационные последовательности уязвимы для паразитизма со стороны последовательностей-конкурентов с сигмоидной функцией более короткой длины волны. – Три. – Под давлением со стороны паразитов последовательности порождают случайные протоколы обмена подпоследовательностями, являющимися функциями от соотношения длин волн сигмоидных функций хозяина и паразита. Ну или как-то так.
Карако смотрит на Кларк, потом опять на Брандера:
– Что?
– Жизнь эволюционирует. Паразиты эволюционируют. Секс эволюционирует, чтобы им противостоять. Перемешивает гены, чтобы захватчикам приходилось стрелять по движущейся мишени. Все остальное – разнообразие видов, зависимость от плотности населения – следует из этих трех законов. Если самореплицирующаяся последовательность переходит через некий рубеж, то дальше происходит термоядерная реакция.
– Жизнь взрывается, – бормочет Кларк.
– Информация взрывается. Органическая жизнь – просто слишком медленный пример. В Интернете все происходит гораздо быстрее.
Карако качает головой:
– И что такого? Ты хочешь сказать мне, что спустился сюда, спасаясь от сетевых вирусов?
– Я спустился сюда, спасаясь от энтропии.
– Думаю, – замечает Кларк, – ты подцепил одно из расстройств языка. Дислексию или вроде того.
Но Брандер уже рванул вперед:
– Ты слышала фразу «возрастание энтропии»? Все постепенно разваливается. Можно отсрочить этот процесс, но для этого нужна энергия. Чем сложнее система, тем больше ресурсов ей требуется, чтобы остаться целой. До нас мир питался от солнца, растения были словно маленькими солнечными батарейками, на которых все остальное могло расти. Теперь же мы живем в обществе с экспоненциальной кривой сложности, вдобавок в нем есть Интернет, и его кривая еще круче, так? Поэтому все человечество забилось в разогнавшуюся машину, которая стала настолько сложной, что в любой момент может разлететься. И способна это предотвратить лишь та энергия, которую поставляем мы.
– Плохие новости, – говорит Карако, хотя Кларк думает, что она действительно поняла, в чем дело.
– На самом деле хорошие. Им всегда будет нужно все больше энергии, поэтому им всегда будем нужны мы. Даже если когда-нибудь разберутся с ядерным синтезом.
– Ну да, но… – Карако неожиданно хмурится. – Если ты говоришь, что кривая экспоненциальна, то однажды она упрется в стену, так? Кривая пойдет вверх и потом резко обрушится вниз.
Брандер кивает:
– Угу.
– Получается замкнутый круг, бесконечность. Невозможно удержать мир от распада, неважно, сколько энергии в него закачаешь. Ее никогда не будет достаточно. Раньше или позже…
– Раньше, – говорит Майк. – Вот поэтому я и сижу здесь. Как я и сказал, тут безопаснее.
Кларк переводит взгляд с Брандера на Карако, потом обратно.
– Это полная ерунда.
– Это почему? – Майк, похоже, совсем не оскорбился.
– Потому что мы бы уже услышали об этом. Особенно если твоя теория основана на каком-то физическом законе, который всем известен. Они не смогли бы держать такое под спудом, люди сами бы обо всем догадались.
– О, я полагаю, они догадались, – мягко говорит Брандер, улыбаясь обнаженными карими глазами. – Просто предпочитают поменьше думать о проблеме.
– И откуда ты все это взял? – спрашивает Карако. – Из библиотеки?
Он качает головой:
– Степень получил. Системная экология, искусственная жизнь.
Лени кивает:
– Я всегда знала, ты слишком умный, чтобы быть рифтером.
– Эй, самое разумное сейчас – это как раз быть рифтером.
– Значит, ты решил сюда отправиться? Сам вызвался?
Брандер хмурится:
– Естественно. А ты что, нет?
– Мне позвонили. Предложили новую высокооплачиваемую возможность, даже сказали, что я смогу получить обратно старую работу, если ничего не получится.
– А где ты раньше работала? – интересуется Джуди.
– В отделе по связям с общественностью. В основном, на гонквариумные франчайзы.
– Ты?
– Возможно, я не слишком хорошо с ней справлялась. А ты?
– Я? – Карако закусывает губу. – Это была вроде как сделка. Один год с возможностью продления вместо обвинения. – Уголок ее рта дергается. – Цена мести. Она того стоила.
Брандер откидывается на спинку стула:
– А что с тобой приключилось, Кен? Как ты сюда…
Кларк поворачивается, следуя за взглядом Майка.
Диван пуст. Она слышит, как в конце коридора захлопывается дверь душа.
«Твою мать».
Хотя ждать придется недолго. Лабин внутри уже четыре часа и поэтому скоро уйдет. А горячей воды предостаточно.
– Им нужно отрубить всю эту чертову сеть ненадолго, – раздается голос Карако позади. – Вытащить вилку из розетки. Вирусы такого явно не переживут, могу поспорить.
Майк смеется, довольный в своей слепоте:
– Может, и нет. Только мы тоже не сможем.