Ригодон
Шрифт:
Но хватит воспоминаний!.. Обратимся к тому, что происходит вокруг!.. Эти женщины говорят… и правда, какие-то невообразимые слова… хочу сказать, эти языки непонятны… даже самые простые слова, обращения матерей к малышам… Ну ладно! Все же я понял бы, и очень скоро, ну сколько может продлиться это путешествие… способность к языкам? Дар питона и гостиничного портье… идиома – это как мясо, которое кто-то раскачивает перед вами в качестве наживки… и worzt! Клюете! Хватаете его изо всех сил!.. В ритм!.. Но это еще не все, поезд идет, продвигается вперед, я вам говорил, мы все измучены… поезд идет… и наконец, по своему обыкновению, едва не сходит с рельсов, снова попадает на колею, выруливает… теперь немного подытожим, определим свое место… заметим: повсюду, где мы демонстрируем свои физиономии вот уже почти тридцать лет, будь это в пылающих кострах городов, а их десятки полусгоревших, или же на пепелищах, на грудах развалин, от Констанс и почти что до Швейцарии, до Фленсбурга на севере Франции, возьмем Курбвуа, пассаж Шуазель или улицу Лепик, везде и всегда возникает чувство, что я не имею право на существование… ни даже здесь, в Медоне, однако же я бесконечно скромен и до предела учтив, благовоспитан и услужлив, если меня заставили воочию увидеть то, о чем они думали… сперва с помощью петиций и барабанов, потом – громкого оглашения того, о чем шептались, а затем с помощью пластинок и громкоговорителей мне показали, чем я был, во всех подробностях… десять раз Петьо, гипер-Ландрю [24] … супер-Бугра, [25] предатель с двадцатью пятью масками, порнограф с доброй сотней членов… о, ничему не удивляйся!.. Ты тот же самый, невероятный, и в Копенгагене, [26]
24
Ландрю – знаменитый серийный убийца, действовавший во Франции с 1919 по 1921 год. Он публиковал объявления в газетах, знакомился с женщинами, убивал их, а трупы уничтожал. Был казнен в феврале 1922 года.
25
Доктор Бугра был обвинен в убийстве в 1925 году после того, как у него в шкафу обнаружили труп. Был приговорен к пожизненной каторге и отправлен в Гвиану, откуда почти сразу бежал в Венесуэлу, где бесплатно лечил бедняков до самой смерти в 1961 году.
26
Селин упоминает здесь свое пребывание в тюрьме в Копенгагене, которое он подробно описал в романе «Из замка в замок».
В самом деле! Меня развлекает наш поезд!.. Конечно, мы были стиснуты, сплющены, согнуты, выпотрошены, правильнее было бы сказать, что из нас выжали всю жидкость, мочу, пот и кровь… этот вагон пока что держится на рельсах, но только и думает на каждой развилке о том, как бы опрокинуться, полететь кувырком… и все же, как это ни смешно, мы движемся вперед… я вижу, как между двумя спинами и тремя затылками мелькают поля, рощи, ферма… еще ферма… ага, и еще играющие дети!..
Ульм – наша конечная остановка!.. Через Лейпциг, кажется… я не уверен… увидим… может, ничего и не сбудется? Они растеряют нас всех на просторах полей?… Повторение Ростока… наши души способны выдержать многое, и мы это подтвердили… я думаю… я спрашиваю у них обоих, Лили и Ля Виги… они согласны… нам снова пришлось стоять, сдавленными со всех сторон под нажимом других… думаю, из-за тряски… вот уже добрых два часа, как за окнами мелькают деревья… мы ничего не требуем, другие брюзжат и скулят… наша троица и кот не жалуются ни на что… хотя нас унижают больше обычного, хоть криком кричи… о, но мне кажется – не могу поверить! – перрон… и ЛЕЙПЦИГ… большими красными буквами… отлично!.. Поезд замедляет ход… да! Так и есть!.. Но есть и другие таблички… «Выходить запрещается»… Verboten!.. И жандармы по всей линии… я вижу, нас ожидали… ах, барышни с кувшинами… полными… они образуют цепочку, протягивают нам в окна… стекол больше нет… в проемы дверей… это бульон!.. А может, это какая-нибудь отрава, скверное зелье… нет, непохоже… некоторые уже пьют… и все в порядке! Но кружки? Нужны кружки… все предусмотрено!.. И ломти хлеба… другие кувшины предназначены для матерей с малышами… молоко! Молоко! Milch! Соски… сначала соски! Весь вагон причмокивает, и мамаши еще быстрее, чем младенцы… глю! Глю! Без сосок… еще один кувшин!.. Другие девицы прорываются к окнам, Красный Крест, эти предлагают все, что только могут, хлеб, похлебку, мармелад, чтобы эти бедные прибалтийские матери с детьми больше не хныкали… весь вагон жаждет… milch!.. milch!.. Главное, никто не вышел на перрон… никто не выпрыгнул… глубокое уважение к приказам… Austeigen verboten! Verboten!
Теперь я поверил что локомотивы плюются от смеха… да!.. Сажей… и еще какой дрянью!.. Густой-прегустой… перрона уже не видно, и девиц из Rote Kreuz… не видно и полицейских, только мы втроем держимся за руки… поезд тронулся… мы больше не видим… толчки тел разъединяют нас… как они галдят, эти тела! Младенцы внизу… уа!.. Уа!.. И отцы, и бабушки… какая смесь языков… поезду на это наплевать… рвемся вперед… пф! пф!.. По склону, я думаю… уже довольно далеко отъехали… мчимся как «экспресс»… мне кажется… между чьих-то ног в окне я вижу насыпь… там меньше сажи, но в глазах у меня резь… так и есть! Деревья… и скалы… вспоминаю, что Харрас сказал: вы проедете под горами Эйфеля… здесь мы и находимся, должно быть!.. Эйфель или Таунус… во всяком случае, мы движемся по склону… а может быть, мы у подножья какого-то другого массива?… Гарц? Чтобы ускорить события, я мечтаю, что так оно и есть!.. Эйфель или Таунус!.. Я немного улавливаю, о чем толкуют вокруг… литовки говорят по-немецки… еще женщины… латышки? Финки? Главное, что поезд движется… и что мы не задыхаемся в туннеле… а такое могло бы случиться… возможно, так и было задумано?… Наше мнение никого не интересует… не только в поезде «Росток – Берлин»… задумано, чтобы нас мумифицировали, закоптили к концу маршрута, набитых битком, как в бочке, в эти вагоны?… А что?… Весьма вероятно!.. Во всяком случае, пока едем! Катимся!.. Как свободное колесо… мне кажется… вся эта железяка проваливается с громовым грохотом… одновременно! Свод!.. Другой!.. Я вам говорил об удушье… внезапно, столь же резко, все тормозится! Скрежещет, буксует… рр-р-и… в хвосте… впереди… удары и встречные удары… и снова!.. О, это не простые удары!.. Бомбы! Настоящие… серия взрывов!.. Другая!.. Они атакуют! Хвост нашего поезда!.. Сзади!.. К счастью, мы уже в туннеле!.. Привет!.. Бу-ум! – еще раз! Снова встряска… может быть, задние вагоны?… Послушайте, ждите разрешения выйти!.. Таково мнение Ля Виги.
– Нечего выходить! Мы уже далеко!
Я его успокаиваю… Ля Вига хочет мне ответить, но его глотку затыкает на полуслове порыв воздуха… черного воздуха, это скорее сажа, чем воздух… а нас так швырануло, что мы на кого-то спланировали… и тут же второй мощный толчок… это уже с другого конца туннеля… не могу опомниться! Они бомбят туннель! Крушат гору и свод!.. Своими бомбовыми ударами… хотят все распотрошить, чтобы убить нас… хотят добраться до нас, до нашего поезда! Мы зажаты, загнаны в ловушку, подобно крысам… при каждом взрыве нас отбрасывает, мы прокатываемся по пассажирам, по детям и родителям… представьте, вагоны сталкиваются, дергаются, весь поезд качается, как бы переваливается с боку на бок, невообразимый скрежет сцеплений, дребезжание разбитых оконных стекол, и все это в общем грохоте… ах, эти цепи, что трещат и лопаются, срываются с места, скребут по насыпи… я рассказал бы вам о снопах искр!.. При их вспышке вы наконец видите свод туннеля… из конца в конец… при тридцати шести свечах, при десятке тысяч свечей!.. От каждого разрыва бомбы поезд подталкивается… свыше!.. И отталкивается снизу! Отбрасывается назад!.. Рр-р-инг!.. Поезд «Луна-парк»!.. Однако нам не до смеха!.. Железнодорожный аккордеон! Ах, мина! Брр-рум! И еще одна!.. Они расколют скалу! Сверху и до самого свода!.. Я опасаюсь… поезд будет съеживаться от взрывов… рикошета… протараненный скалой… может быть… у этого состава вид довольно устойчивый… но, кажется, это серьезно… два часа они стараются вовсю… молящиеся матери… задыхающиеся дети… тошнотворные сажа и сера на лицах малышей… сверху? В лоб? Я видел неясно, но хорошо слышал… даже через металлический лом… и – бу-ум! И рри-нг!.. Передние вагоны уже должны быть расквашены… все пассажиры – вниз!.. Приказ… verboten! Verboten! Да пропади ты пропадом!.. Пускай все обрушивается на наши головы!.. Подбирается к нам, к нашему вагону… да!.. Продираемся на четвереньках между камней во всю длину состава!.. На коленях, опрокидываемые мощными воздушными порывами осколки вытворяют такое!.. А потом – тучи обломков камней шрапнелью стучат по вагонам… такого вы не увидите в метро!.. Я наблюдал между «Римом» и «Сен-Казаром» ложную тревогу… даже в берлинском Тиргартене, где были, однако же, неистовые подстрекатели и толпа… ничто не сравнится с туннелем, напичканным детворой, прибалтами и удушьем… и все это в полнейшей темноте… вы можете себе представить? От входа в туннель, я не преувеличиваю, до другого конца, выхода из туннеля, эти страшные ураганные порывы взрывной волны, от которых свод над нами дрожит и вибрирует… тайфун в туннеле… это закончится обвалом… я видел… это должно было произойти с нами… Гарц?… Таунус?… Так мне сказали… но я не верю тому, что «говорят»… если я когда-нибудь закончу эту книгу, обещаю себе взглянуть на эти места, убедиться лично, что они сравняли с землей эти горы…
Если я рассказываю вам о происшествиях в столь странной манере, так это лишь для того, чтобы вы не могли представить себе людей, заполнивших тот туннель, иначе как только в распластанном виде… ураган проносился над нами из конца в конец с тучами металлической и каменной крупы, с яростными смертоносными осколками, и если бы вы решились поднять голову… привет вашей тете, вам капец!
Однако же «цельнометаллические» вагоны, высокие, широкие и, можно сказать, вполне устойчивые, принимали на себя со всех сторон эти удары… они тоже стонали, а не только мы в них, во всем составе из конца в конец, от локомотива до последнего вагона… из-за этих зверств можно было душу Богу отдать, расколоться пополам… но терпящий бедствие поезд… да нет же! он выдерживал одно торнадо за другим, содрогался… но тут же выпрямлялся и снова начинал выплясывать на рельсах… покрытый сажей и серой… корчась в конвульсиях!.. Совершенно невероятно!.. Поезд, как бы это получше выразиться, превратился в огромный пистон, растянувшийся от одного конца туннеля до другого под трещащим сводом, по отношению к бомбам, которые сыпались и сверху, и снизу!.. Челночное движение… оно было только началом, я не говорил об этом вслух, но я видел!.. А, вот опять!.. Вон там, вдалеке я вижу огненную струйку, я узнаю!.. желтый!.. Фосфор!.. Я не дурак!.. Их бомбы, я отлично это понял… с жидким фосфором!.. Фосфор распространяется… я понимал, что немногим удастся выбраться… и как, куда?… Ползающие по камням матери все-таки отдавали себе отчет, что их положение лежа плашмя – бессмысленно, что необходимо подняться, бежать… но куда? Через потоки пламени?… Нет!.. Проползти под вагонами, перебраться на другую сторону!.. Фосфор дойдет и туда… к другой стенке… но чего они хотели больше всего, так это вернуться в Лейпциг!.. Они бредили этим, они громко кричали об этом!.. Старик перевел… в Лейпциге у них будет все!.. Они же видели! Все! У них все было в Лейпциге! Молоко!.. Бульон!.. Хлеб и похлебка! Rote Kreuz!.. Красный Крест! Вернуться туда!.. Что угодно, лишь бы не оставаться в этом горящем туннеле… лишь бы не садиться снова в этот поезд… ведь прежде всего этот поезд будет разбит, ВВС ничего от него не оставят! Никто отсюда не вырвется! На выходе из туннеля: ба-ац! Разве не слышно! Бомбы превратят всех в пылающие факелы! Спасайся, кто может! Тела на камнях… распростертые… либо калеки-старики, либо потерявшие сознание… я уже не узнаю, что с ними сталось! Ах, офицер! он тоже взбирается по камням… между сводом и поездом… фосфор ярко вспыхивает… виден почти весь туннель… должно быть, этот офицер из тех, в пижамах, изгнанных из вагонов OKW… вместе со своим маршалом фон Люббе… он снова нацепил погоны, значки, витые шнуры на пижаму… меня он узнал, говорит по-французски… ему известно, кто мы такие, не помешала темень и то, что мы перепачканы сажей… черт подери, невозможно быть более скромными… даже нашему коту Беберу, сидящему в сумке… он знает, откуда мы… «Росток – Берлин», из «рыбного» поезда… различные сведения… кто… что… куда… когда… перелетают через потоки фосфора с такой точностью и такими подробностями, что вы буквально столбенеете… все, что нескромность мира способна вам приписать, извращено и переврано, навязано вам по своему разумению, у вас не остается больше шансов на спасение… здесь, в этом туннеле, фосфорной печи, плюс шрапнель на входе и выходе, в этой пылающей сверху донизу преисподне, где все готово для гибели и нас, и Бебера, и этого бесцеремонного офицера, и для переплавки железного лома, рельсов и вагонов, и их маршала фон Люббе!.. А также для гибели прибалтийских женщин и их сосунков… настоящий кабан! Все ему нипочем! Категоричен до предела! Даже на оголенных вершинах Эвереста и Невады… раньше вас туда доберется! И там будет плести свою ахинею… и в жерле Везувия тоже! Под многотонным водопадом камней и лавы, под раскаленными потоками магмы!
Ну, хватит гипербол! Вернемся к реальности… к туннелю! Бойня, преисподняя, я уже сказал, для матерей, младенцев и стариков, которые явились сюда из этих исчезнувших с карты стран, прибалтийских, померанских, лапландских и еще более северных… Трудно поверить в подобную реальность, но все это так переплелось в поезде… а что же сказать о нашей троице… кем были мы?… Откуда явились?… Любопытно… их страны больше не существовали, Франция, это название ни о чем им не говорило… они никогда о ней и не слышали… расспрашивали друг друга… переползая через рельсы… вот доказательство того, что вы интригуете мир, – вас никогда не оставят в покое… и даже в самом страшном из туннелей… демонстрирую… кабан везде чувствует себя как дома, он незаметно выставляет свое рыло… и вы узнаете множество забавных подробностей о себе самом, о Бебере, стоит ли задаваться вопросом: правда ли это?… А тот офицер, который заприметил и «вычислил» нас, откуда он в этой подземной вакханалии знает наши имена?
– Доктор Детуш!.. Это вы, не правда ли?… И ваш друг Ле Виган? И ваш кот Бебер? Мое глубочайшее почтение, мадам!
Он говорит по-французски, сухо, жестко, но внятно…
– Позвольте представиться, мадам! Честь имею!.. Капитан Гоффман, из Седьмой инженерной… Штаб маршала… кстати, господа, вы не видели маршала?… Знаете, во втором вагоне?… Маршал фон Люббе!..
– Нет, капитан! Нет!
– Все перевернулось вверх тормашками, не правда ли, все!.. Он обосновался на куче кокса… мы там все перерыли, с офицерами и машинистами… но его там нет… под коксом… необходимо, чтобы этот поезд двигался дальше!.. Эскадрильи снова вернутся… мы знаем… на этот раз у них будет полно бомб… вы знаете… фосфор, вон там… жидкий.
– О, конечно, капитан! Вы правы!
– Этот туннель будет затоплен…
– Несомненно!
– Необходимо, чтобы поезд двигался!
Ну, а все-таки…
– Матери не хотят занимать места в поезде, капитан… они боятся!
– Тем лучше! Тем лучше!
– Что угодно, только не этот поезд!.. Они хотят вернуться в Лейпциг… по шпалам… вдоль дороги… по щебенке…
– Тем лучше!.. Тем лучше!
– У них в Лейпциге было молоко! Они больше не доверяют поезду! Они не верят в Ульм!
– Конечно! Конечно!.. Как им угодно! А мы, мы поедем! У нас осталось не более десяти минут… Взгляните на часы…
Он присвечивает мне… своим фонариком… я делаю вид… будто вижу…
– Да-да, капитан!..
На моих часах нет стекла, нет стрелок…
– Дорожные рабочие на насыпи… через двадцать минут эскадрильи заправятся… снова будут над нами… может быть, раньше!
Этот капитан Гоффман не питает никаких иллюзий, он знает, что говорит… плевать ему на матерей, на детей, пускай себе возвращаются в свой Лейпциг, к бульону, колбасе и Красному Кресту!.. Не пройдет и двадцати минут, как все это превратится в один горящий поток фосфора…
Я спрашиваю у него, который час… Мои часы неисправны!
– Без пяти шесть!
– Вечера или утра?
– Вечера!.. Увидите! Они устроят иллюминацию!.. Знаете, что сначала?… Ракеты!..
Знаю ли я!.. Повсюду ракеты!.. Монмартр!.. Рено!.. Безон!.. Берлин!.. Розовые… зеленые… голубые… рождественские свечи! Конец света наступит при свечах! Я говорю: «Вот это будет праздник!» Он согласен…
– Иллюминация! Фейерверк!..
Капитан Гоффман не слишком опечален… он не тревожится… нет, вовсе нет… я полагаю… это способность принимать желаемое за действительное! А маршал? Его маршал? Люббе?… О нем он больше не заговаривает… а интересно, спасся ли тот в своем коксе? Вновь отправился в Лейпциг?… И он тоже? С прибалтийками или в одиночестве?… Узнаем позже об этом… а в данный момент главное – воспользоваться тем, что поезд тронется, всем нам надо где-нибудь пристроиться… возможно, даже в вагоне самого маршала? Я хорошенько его попрошу, этого капитана… он должен помочь… думаю об этих женщинах, их яростном желании вернуться в Лейпциг… однако я отчетливо представлял прием… запрещено выходить, verboten!.. На какую встречу они там нарвутся! Вот и спеши туда! Они рисковали так же, как мы! У нас, по крайней мере, есть шанс!.. Поезд больше не подпрыгивает, не сходит с рельсов, потерял свою эксцентричность… по вагонам!.. Если нас отбросят от одного, перейдем к другим… у нашего инженерного капитана озабоченный вид, он разыскивает маршала… расспрашивает людей, тех, что не смогли пролезть под вагонами… добраться до другой дорожки под сводами… ни те ни другие ничего не видели, да и подумайте сами, как бы они могли что-то увидеть, лежа на земле, уткнувшись носом в каменные плиты!.. Ах, щит с гербом на вагон… OKW нашелся!.. Украшенный орлом… был ли он у капитана, под его плащом?… Нет! Люди подобрали шит между шпалами… капитан цепляет его к вагону… он расспрашивает… ему отвечают… но понять ничего невозможно… какое-то невнятное бормотание… я думаю, по-русски… должно быть… они лежали плашмя, и это все… капитан Гоффман не нашел фон Люббе… хорошо ли он искал?… Не уверен… он оглядывается, у него такой вид… но он нас не видит… одна ступенька, две ступеньки… мы уже там! Мы в коридоре… осколки стекла по всему купе… гораздо легче порезаться, чем на камнях… какой простор для факиров!.. Однако потихоньку, со скрипом… я вижу, что это здесь!.. Салон маршала… пусто… никого!.. Хотя нет! На диване грудной ребенок… младенцу не больше месяца… он молчит… мать оставила его там… я подхожу… смотрю… этот малыш… ему неплохо, он не страдает… это крепенький груднячок… что же дальше? Капитан Гоффман?… Зову его… он подходит… он шел следом за нами…