Рихард Зорге
Шрифт:
В январе 1940 года «Рамзай» писал в Центр:
«Дорогой мой товарищ. Получили ваше указание остаться еще на год; как бы мы ни стремились домой, мы выполним его полностью и будем продолжать здесь свою тяжелую работу. С благодарностью принимаю ваши приветы и пожелание в отношении отдыха. Однако, если я пойду в отпуск, это сразу сократит информацию».
В мае Рихард радировал:
«Само собой разумеется, что в связи с современным военным положением мы отодвигаем свои сроки возвращения домой. Еще раз заверяем вас, что сейчас не время ставить вопрос об этом».
«Поздравляю
Рамзай. 7 ноября 1940 года».
Рихард озадаченно рассматривал посольский бланк. Его высокопревосходительство генерал, чрезвычайный и полномочный и пр. и пр. официально приглашал господина доктора Зорге явиться в посольство в такое-то время.
Что значит этот педантичный и высокопарный жест?..
Посол Эйген Отт был торжествен.
— Господин имперский министр фон Риббентроп утвердил мое представление. С сего дня вы назначены на должность пресс-атташе посольства Германии.
Зорге подтянулся и прищелкнул каблуками:
— Благодарю, герр генерал!.. Хайль Гитлер!
Мысль о том, чтобы сделать Зорге пресс-атташе, возникла у Отта давно — вскоре после того, как он сам весной 1938 года был назначен послом. Впрочем, хотя Отт считал, что эта счастливая и многообещающая идея возникла в его голове, подсказал ее исподволь сам Рихард. Нечего и говорить, что перспектива стать дипломатическим чиновником его вполне устраивала — благодаря официальному служебному положению он получил бы еще больший доступ к самым разнообразным материалам, стекавшимся в посольство, и еще активнее мог бы влиять на деятельность германских представителей в японской столице. Но его беспокоило, как отнесутся в Берлине к идее назначить журналиста, представителя «свободной профессии» на ответственный государственный пост? И не вызовет ли это более пристального интереса к его особе в контрразведке, гестапо и прочих учреждениях?..
Однако, кажется, все обошлось. Но возникла другая проблема. По существовавшим правилам дипломаты не имели права заниматься корреспондентской работой — тем более в неофициальных органах печати. Распрощаться с журналистикой? Но это ограничило бы свободу Рихарда. Он уже не мог бы так запросто вращаться в корреспондентском кругу, посещать пресс-центр, встречаться со своими друзьями…
— Благодарю, герр генерал! Но, боюсь вынужден буду ответить отказом на столь Любезное предложение. Душа моя отдана журналистике.
— И слава богу! Дипломату душа ни к чему! — рассмеялся своей остроте Отт. И тут же понимающе кивнул. — Я уже прозондировал почву. Постараюсь, чтобы для вас сделали исключение: ваша журналистская работа и ваши обширные связи за стенами посольства — превосходный источник информации для нас.
И, наконец-то перейдя с чопорно-официального на обычный доверительный тон, продолжил:
— Теперь, когда ты, Рихард, совсем наш, я посвящу тебя в некоторые особенности новой германской дипломатии. Фюрер дал нам установку в следующем своем гениальном высказывании… — Отт прикрыл глаза рукой и на память процитировал. — «Я провожу политику насилия, используя все средства, не заботясь о нравственности и „кодексе чести“… В политике я не признаю никаких законов. Политика — это такая игра, в которой допустимы все хитрости и правила
Он открыл глаза:
— Ну, что ты скажешь?
— Это высказывание в полной мере достойно фюрера, — дипломатично ответил Зорге.
Положение, которое Рихард занимал в немецкой колонии (он ведь был руководителем местной национал-социалистской организации) не только раскрывало перед ним широкие возможности, но и налагало на него много обременительных обязанностей. Без него не обходился ни один мало-мальски важный прием в германском посольстве или Немецком клубе в Токио, различные официальные встречи, и, уж конечно, он был непременным участником «Вечеров берлинцев».
Эти вечера устраивались в помещении посольства раз или два в год для «поднятия патриотического духа». Обычно они приурочивались к приезду какого-нибудь крупного уполномоченного Гитлера или важного чиновника из германского министерства иностранных дел. Вот и теперь, отправляясь на очередной «Вечер берлинцев», Рихард знал: среди гостей будет находиться один крупный офицер гитлеровского генштаба, «специалист» по России. Накануне Отт сказал Зорге, что этот офицер ехал в Токио через территорию Советского Союза и «хорошо смотрел по сторонам». В переводе на обычный язык это могло означать только одно: во время своего длительного путешествия немец собрал какую-то разведывательную информацию. Но какую именно, Отт не сообщил. Рихард не стал у него спрашивать.
К назначенному часу в большом посольском зале для торжественных приемов собралась почти вся немецкая колония — дипломаты, коммерсанты, советники, военные сотрудники различных немецких фирм и компаний. В центре зала на массивном столе из голых досок возвышался огромный дымящийся котел. У котла, одетый в белый накрахмаленный халат и высокий поварской колпак, стоял улыбающийся Рихард и продавал традиционные баварские сосиски. Один за другим к нему подходили гости. Многие из присутствовавших были увешаны орденами и знаками отличия за безупречную службу гитлеровскому рейху. Пиво и шнапс быстро подняли общее настроение. Образовались оживленные группы. Где-то по углам уже затягивали немецкие песни.
Когда публика, наконец, насытилась и начались танцы, Рихард сбросил с себя поварской халат и сделал вид, что хочет принять участие в общем веселье. Он пригласил первую попавшуюся даму — ею оказалась Хильда, секретарь Отта. Танцуя, Рихард улыбался своей партнерше, перебрасывался с нею ничего не значащими фразами. Но делал он это почти автоматически. Его внимание было занято совершенно другим. В общем хаосе и неразберихе нужно было поскорее отыскать приезжего офицера. Рихард вальсировал круг за кругом, внимательно обводя взглядом присутствующих. Но приезжего офицера нигде не было. Куда-то запропастился и Отт.
Музыка кончилась. Рихард раскланялся с партнершей и хотел отправиться на поиски Отта, когда его окликнул майор Шолль.
— Неужели вам не надоел весь этот бедлам, Зорге? — спросил майор с обычной своей бесцеремонностью. — Кстати, вы для чего-то нужны его превосходительству. Вот вам благовидный предлог, чтобы смыться.
Рихард вопросительно поднял одну бровь.
— Вы, кажется, хватили лишнего, Шолль. У меня нет ни малейшего желания покидать эту волнующую встречу лучших представителей нашей великой нации.