Рикэм-бо «Стерегущий берег»
Шрифт:
Хиггинс повысил голос:
— Но посмотрите! Круги смерти неумолимо сужаются. Сейчас последует пробный укус! Все акулы вначале пробуют жертву. Не смотря на то, что крупные экземпляры в состоянии проглотить человека целиком или перекусить его пополам, вначале они предпочитают попробовать его на вкус. При этом если вы вспотели, ваши шансы спастись увеличиваются — акулам не по вкусу запах пота.
Одна из бычьих акул сумела оказаться за спиной у пловца, в то время как он пытался отогнать её сородичей, и бросилась на него. Казалось, оборона прорвана, ещё мгновение и страшные челюсти вонзятся
— Браво, первый серьёзный выпад вам удалось отразить!
Рыжий затравленно крутил головой, лицо его было искажено страхом.
— Ну что же вы? — крикнул ему Хиггинс. — Покажите им своё превосходство! Настало время. В ружье ещё семь гарпунов — достаточно, чтобы прикончить их всех.
Парень снова выстрелил, в воде мелькнула серебристая струна… и снова промах. Зато привлечённые химией страха акулы вели себя всё наглей, они рассекали поверхность лезвиями спинных плавников на расстоянии вытянутой руки от человека, проходили под ним, задевали его ноги хвостами.
Но тут одна из бычьих акул оказалась пронзена стрелой и забилась в предсмертной судороге. Остальные тут же набросились на неё. Началась свирепая драка, кровавый пир. Акулы словно обезумили, теперь они без разбора набрасывались на всё, что видели. По знаку Хиггинса рыжего выдернули из воды с помощью тороса-лонжи, наподобие той, с помощью которой страхуют гимнастов, работающих под куполом цирка.
Оказавшись на бортике бассейна, парень стоял, пошатываясь, не в силах отвести глаз от бурлящей, покрасневшей от крови воды, где акулы рвали друг друга. Он был бледен, подбородок его слегка подрагивал.
— Как впечатление? — насмешливо поинтересовался Хиггинс. — И учтите: эти акулы — мелкие шавки по сравнению с мегалодоном.
— Быть акульей приманкой — удовольствие небольшое, — изменившимся голосом хрипло ответил рыжий. — Но вы меня убедили, профессор: тема стоящая. Теперь я не смогу жить спокойно, зная, что кому-то другому может обломиться такой куш. Вы ведь наверняка планируете изловить монстра?
Исмаилов держался неподалёку, терпеливо ожидая, когда появится возможность подойти. Однако пока к океанологу было просто не пробиться сквозь плотное кольцо желающих взять у него интервью либо автограф, что-то спросить или выразить своё восхищение. К счастью, Хиггинс сам заметил Исмаилова и сделал ему приветственный жест, означающий, что он не забыл про их договорённость побеседовать с глазу на глаз. Через пару минут профессор сам направился в его сторону.
Однако наперерез ему уже спешил странной ковыляющей походкой, поскрипывая кожей своих армейских ботинок на высокой шнуровке, какой-то тип с длинным кривым шрамом на лице и волосами, заплетёнными в маленькую косичку на затылке. Он преградил учёному путь. Незнакомец был костляв, но жилист. Кожа его лица и рук будто была выдублена ветром и солёной морской водой. Одевался он явно в магазине списанного армейского имущества, предпочитая крепкие практичные вещи с дополнительными заплатами на наиболее протираемых местах и со множеством карманов.
— Привет, Уолтер! — хриплым голосом запросто поприветствовал он научное светило.
— Здравствуй, Джефф — ответил ему как старому знакомому океанолог. Однако руки не протянул.
— Чёрт побери, отлично выглядишь, дружище — будто закашлялся сиплым дребезжащим смехом незнакомец. — Сразу видать — процветаешь, как всегда.
— Не жалуюсь, Джефф. А ты как поживаешь?
— Хреново, Джефф. Хреново. Совсем перестал спать в последнее время: старые царапины ноют, к тому же мучает меня одно нехорошее подозрение. Ты ведь помнишь наш уговор, Уолтер?
Ответ Хиггинса для многих прозвучал загадкой:
— Я уважаю твой промысел, Джефф. Но прежде всего я служу науке. Поэтому не в этот раз.
Ухмыльнувшись во весь рот, так что в свете потолочной лампы блеснули белые крепкие зубы, «морской волк» произнёс с ласковой вкрадчивостью:
— Ты мне всегда нравился, Уолтер. Так что не сочти меня дурным человеком с короткой памятью.
Последняя фраза неизвестного прозвучала, как угроза.
Глава 48
Очнувшись, Игорь некоторое время лежал, удивлённо прислушиваясь к собственным ощущениям и окружающим звукам. За то время, что он спал, в его положение явно что-то кардинально изменилось. Молодой человек разлепил веки: полумрак, так что очертания окружающей обстановки воспринимаются смутно. Но немного привыкнув, Исмаилов с удивлением обнаружил над головой соломенную крышу, которую поддерживают крепкие балки. Он лежал на узкой кровати, застеленной белой простынёй. Чьи-то руки заботливо перевязали ему ногу, а на обожженные участки кожи и израненные ступни наложили мокрые компрессы, явно из целебных трав, потому что было ощущение, что болезненные язвы начали заживать.
Со стороны входа возник изящный силуэт, и над Исмаиловым склонилось чьё-то лицо. Это была женщина. Она облегчённо вздохнула, по её уставшему виду было заметно, что незнакомка провела возле него много тревожных часов, может быть даже несколько суток.
— Хорошо, что вы очнулись — как-то очень просто сказала она.
— Теперь дело пойдёт на поправку.
Голос у неё был приятным. Вместе с незнакомкой в помещение проник волнующий аромат сладковатого дурмана. Впрочем, не исключено, что Игоря пьянило само её присутствие. В речи женщины звучала мягкая ирония:
— Когда мои друзья сказали, что наши вас, я грешным делом подумала, что океан снова вынес утопленника. Признаться, копать твёрдую коралловую почву у меня нет никакого желания. Мне уже приходилось это делать. Правда, ваш предшественник был азиатом. Обычно отзывчивые, местные отказываются хоронить чужаков, это у них табу.
Женщина подняла циновку на окне, которая играла роль жалюзи, и в помещение стало заметно светлее. Теперь Игорь смог рассмотреть свою спасительницу: у неё пышные рыжие волосы до плеч, лучистый голубоглазый взгляд, кожа в золотистых веснушках, словно солнышко её поцеловало. Но помимо несомненной красоты чувствовалась в хозяйке хижины какая-то изюминка, то, что называется природным обаянием, внутренним душевным светом.