Рикэм-бо «Стерегущий берег»
Шрифт:
— Что скажете? — торжествовал сержант Родригес. — Ведь до сих пор вы утверждали, что даже не были знакомы с убитым. Похоже, что вся та ложь, которую вы нагромоздили, чтобы уйти от ответа, развеивается, словно туман.
Исмаилов чувствовал, будто огромная тяжесть навалилась ему на плечи. Этот допрос страшно вымотал его.
— Честно, я не знаю, что сказать… Мне надо всё осмыслить. Сейчас я ничего не соображаю.
Игорь опасался, что его не выпустят из здания и прямо из кабинета он отправиться в камеру. Было заметно, что и сержант Родригес
— Хорошо, Грегори, — сказал он усталым глухим голосом, — иди, подумай. Но учти, я отпускаю тебя в расчёте на полную откровенность на завтрашнем допросе.
Игорь кивнул.
— Если же всё и дальше пойдёт так, то я стану считать тебя виновным во всех этих убийствах — предостерёг Гуллер.
И всё же Игорь почувствовал облегчение от мысли, что сможет вернуться в родные стены, запереться от мира и спокойно обдумать своё положение.
Глава 52
За окном шёл дождь, усыпляюще барабаня по карнизу. Часы в кабинете пробили полночь, но Исмаилов не шелохнулся. Свет он не включал, чтобы ничто из обстановки комнаты не отвлекало от размышлений. Игорь и не заметил, как задремал в кресле.
Прошло, наверное, часа два, как что-то вернуло мужчину в реальность. Дождь по-прежнему продолжал барабанить по карнизу. Но на фоне его монотонного перестука появилось нечто новое. Вот оно снова: приглушённый, но настойчивый стук, доносившийся из глубины дома, повторился. Определённо кто-то тактично и вместе с тем настойчиво просил впустить его. Нежданный ночной гость почему-то не воспользовался электрическим звонком у входной двери, а стоял у чёрного входа.
Поднявшись с кресла, Игорь прошёл в заднюю часть дома и спросил:
— Кто?
Ему не ответили. Эта дверь не была оборудована ни глазком, ни цепочкой.
— Кто там?
Ответа вновь не последовало.
— Послушайте, если не отзовётесь, я вызову полицию. И учтите: в руках у меня оружие и я имею полное право защищать свой дом.
Только теперь из-за двери послышалось едва-слышное:
— Это ни к чему.
Щёлкнул открываемый замок, и визитёр проскользнул мимо хозяина.
— Капитан? — Исмаилов проводил удивлённым взглядом сгорбленную фигуру полицейского начальника.
— Тише! Прошу, говори тише! — гость торопливо затворил за собой дверь.
Малколм Гуллер был в армейском дождевике оливкового цвета, на голову накинут капюшон. Детектив сам на себя не был похож, будто решил примерить роль беглого преступника.
— Что случилось, офицер?
— Давай пройдём в ванную комнату — попросил сыщик.
Там он первым делом открыл на полную мощь оба крана. Затем, повернувшись к Игорю, сообщил:
— Ты должен знать: я никогда — ни единой минуты не верил в твою виновность!
— Всего несколько часов назад вы говорили другое.
— Прошу тебя, Грегори, не перебивай, у нас мало времени!
— Ну, хорошо, — озадаченно кивнул Исмаилов, впрочем уже следующая фраза полицейского удивила его ещё больше.
— Тебя хотят убрать нашими руками: застрелить якобы при попытке оказать сопротивление полиции при аресте. Мой заместитель настроен резко враждебно по отношению к тебе и только ждёт случая…
Сообщив это, полицейский будто сбросил себя тяжкий моральный груз. Он устало присел на край ванны и вымученно улыбнулся.
— Я просто хочу дотянуть до пенсии. Но ты славный парень, Грегори! Я ведь знаю, что ты был награждён медалью «Пурпурное сердце». Это особая награда, которая вручается в основном посмертно. Ты настоящий герой и не заслуживаешь того, что тебе готовят. Потому я и пришёл… Но это всё, что я могу. А теперь мне надо идти, нельзя чтобы они узнали, что я был у тебя.
Уже взявшись за ручку входной двери, Гуллер сказал:
— Обращаться к властям не советую. Бесполезно! Уже сегодня может быть выписан ордер на твой арест. Если имеешь надёжных друзей, которые помогут тебе скрыться, то немедленно свяжись с ними.
Слышать такое от полицейского детектива было по меньшей мере странно, Игорь ошарашено кивнул.
— Мне очень хотелось бы ещё с тобой потолковать — вздохнув, сказал Гуллер, — но мне надо ехать в больницу к сыну. Мой мальчик очень плох, ты же знаешь.
— Знаю, — кивнул Исмаилов. — Спасибо вам, офицер.
Они пожали друг другу руки.
Однако в половине десятого утра Исмаилов как обычно отправился гулять с собакой. Он не последовал совету полицейского. И на то, имелись свои причины…
Старый полицейский вышел из больничной палаты, когда там ещё оставались два нанятых им клоуна. В дверях Гуллер оглянулся. Сын повернул голову в его сторону, на осунувшемся страшно бледном лице мальчика едва теплилась вымученная улыбка:
— Всё равно ведь всё будет хорошо…Правда, папа?
В голове Гуллера тоже не укладывалось: «Почему всё так произошло? Как Всевышний допускает такую вопиющую несправедливость в отношении этого чистого душой ребёнка? Ну ладно я — старый греховодник. Со мной ты можешь поступать так, как считаешь нужным. Но он то в чём перед тобой провинился, Боже?!».
Гуллер знал, что, если ничего не предпринять, его сыну осталось жить всего несколько недель. И он пошёл на всё ради него. Когда стало ясно, что спасти мальчика могут только в дорогой частной клинике, отец без сожаления растоптал прежние принципы. Чего он достиг своей честностью, принципиальностью и тридцатью годами беспорочной службы?