Рикэм-бо «Стерегущий берег»
Шрифт:
— Я нашла его утром, — пояснила Клео. — Голландец сидел в кресле, запрокинув голову. Грудь и живот его были залиты вылившейся из огромного пореза на шее кровью, которая успела свернуться. Окостеневшие пальцы правой руки продолжали сжимать горлышко бутылки с акулой на этикетке. Мы с Артуро похоронили его тело. А через две с половиной недели в море исчез Артуро. К сожалению, он никогда не прислушивался к моим советам и не принимал в расчёт коварство местных подводных течений. Думаю, это его погубило. Возможно также, что Артуро увлёкся подводными съёмками и в погоне за редким кадром опустился на слишком большую глубину. Я предполагаю,
Местным я сказала, что мой муж снова принял облик акулы. И всё было хорошо, пока не появились вы — бессильный, истекающий кровью. Я понимала, что рискую, но постаралась убедить вождей, что вы, — это он, — просто, как божество, можете менять свой человеческий облик. Я сказала им, что вы были ранены в схватке с врагами их племени с одного из соседних островов. А теперь решили оказать честь их народу и какое-то время пожить на острове. Сами видели, что убедить их в этом оказалось не просто. Но кажется теперь они окончательно в это поверили. Зато теперь вы стали частью духа Рикэм-бо. Думаю, завтра они посвятят вас в святая святых своего культа.
Глава 66
В пути Джефф времени не терял и умудрился на спиннинг наловить полторы дюжины крупных рыбин. И всё это под странную эскимосскую песню, слов которой Игорь и Родригес не понимали. Он тянул её много часов почти без перерыва. Дело в том, что в самом начале пути неуёмный полицейский пытался приставать к Исмаилову с занозистыми вопросами. Игорь уже почти потерял терпение, и готовился произнести грубость в ответ на очередную подковырку сыщика. Между ними неизбежно началась бы словесная перепалка. И тут Джефф заметил, что, вообще-то, отправляясь на охоту, требуется исполнить ритуальный боевой танец.
— Иначе удачи не будет.
И хотя в пляс гарпунщик не пустился, ибо скромные габариты лодки это не позволяли, однако завёл бесконечную заунывную песнь, теперь уже действуя на нервы полицейскому сержанту, у которого от вибрирующего стариковского завывания буквально челюсти сводило, словно от зубной боли.
На место они пришли за полтора часа до захода солнца. Причалив к берегу, сразу занялись разведением костра и обустройством места для ночлега. Игорь не случайно выбрал эту бухту. Он уже бывал здесь, когда ездил по местам необъяснимых исчезновений людей.
Конечно, при желании можно было с комфортом устроиться в одном из отелей соседнего Рио Дель Мар, но ночёвка под звёздным небом после сытной ухи, всё же выглядела предпочтительнее. Тем более что рядом бежал небольшой ручей с пресной водой вполне сносного качества.
За ужином Джефф неожиданно разоткровенничался:
— На акул я начал охотиться с самого детства, помогал отцу. Меня воспитывали почти как в Полинезии, где мальчик никогда не сможет называться мужчиной и привести в свой дом женщину, пока не убьёт крупную акулу и не предъявит соплеменникам ее тушу. Кто имеет представление о природе акул, их отношении к запаху крови и рыбе, поймет, что на долю подростка выпадала чертовски трудная задача. Даже если он и убивал акулу, то справиться с десятками других акул, которые приплывают на запах смерти, часто не по силам и взрослому мужчине. Поэтому далеко не все способны пройти обряд инициации. Но будь я юным полинезийцем, то справился бы.
Талант к охоте на крупных океанских хищников обнаружился у меня рано. Свою первую большую белую акулу я убил ещё подростком. А это, скажу я вам, не просто. Она умна и дьявольски осторожна. В отличие от других акул большая белая использует разнообразные приёмы охоты. И никогда не знаешь наверняка, что от неё ждать. Она может «попробовать человека на вкус», откусив ему лишь половину руки или ноги, и исчезнуть. А может основательно впиться в жертву зубами и начать бешено трясти, как собака — старый ботинок. Её зубы работают как циркулярная пила. Самые широкие кости она разгрызает за считанные секунды.
Джефф рассказывал, что на тринадцатилетние он получил в подарок небольшое каноэ, на носу которого намалевал жуткую акулью пасть, и уже сам без отца выходил в море, правда, недалеко.
— Через год на меня напала тигровая акула, которая была на метр больше моего нового пятиметрового катера, на который я копил почти два года. Акула атаковала меня в открытом океане и сожрала обеих пойманных мной до этого двухметровых голубых акул. При этом она так колотила хвостом по воде, что катер подбрасывало, словно скорлупку. Но я почему-то не испугался. Я смотрел акуле прямо в глаза. И мороз пробирал меня до костей. Если кто-то надеется увидеть в акульих глазах сострадание и услышать музыку ее внутреннего мира, то он глубоко заблуждается. Всё, что я там видел — это смерть. Но в моих глазах она должна была прочитать тоже самое…
Акула, конечно, мне не далась, но оставила о себе долгую память в виде двух большущих вмятин на бортах катера, сделанного, кстати, из семимиллиметрового дюралюминия.
Джефф на минуту замолчал провожая задумчивым взглядом солнце, погружавшееся в море.
— Да, парни… это была настоящая битва! И продолжалась она почти двенадцать часов — я крепко зацепил людоедку багром на манильском канате. А когда эта бестия ударом хвоста оборвала канат и ушла, едва не утопив катер, появился самолёт береговой охраны. Они уже искали меня…
В руках у старого моряка появилась бутылка с жидкостью изумрудно-зелёного цвета. На пересечённом шрамом лице охотника играли огненные блики, отчего оно казалось ещё грубее. В нарушаемой лишь плеском небольших волн тишине сиплый надтреснутый голос рассказчика звучал особенно внушительно. Даже обычно надменный Родригес слушал моряка очень внимательно и как будто с уважением. В этой экспедиции сержант был третьим лишним — случайным человеком. Зачем он за ними увязался, Игорь не очень понимал. Но пусть хотя бы не думает, что он тут самый крутой. Один раз Джефф уже поставил сержанта на место. Это было в начале пути. Появившись на берегу, Родригес сразу сел в лодку. С её хозяином он даже не поздоровался, бросив в его сторону бесцеремонно:
— Отчаливай.
Джефф сделал вид, что у него забарахлил мотор и заставил нахала грести пятнадцать миль. Якобы до того места, где старенький мотор смогут починить. Пока шли на вёслах, охотник тянул старую морскую песню низким угрюмым голосом.
Совершенно вымотавшись, Родригес спросил:
— А когда мы, наконец, доберёмся до вашего механика?
— А когда ты научишься вежливости — объявил Джефф.
Как же пуэрториканец был оскорблён! Однако проглотил обиду, не стал выяснять отношений, только процедил сквозь зубы: