Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих

Левицкий Геннадий Михайлович

Сражение было чрезвычайно упорным, и все же карфагеняне не удержали этот стратегический объект. «Место, где они бежали, было настолько скользким от запекшейся недавно обильно пролитой крови, что римляне поневоле прекратили преследование убегавших. Завладев всей насыпью, Сципион укрепил ее рвом и возвел стену из кирпичей не ниже стены врагов и на небольшом расстоянии от нее. Когда у него было выстроено это укрепление, он послал в него четыре тысячи воинов, чтобы они безнаказанно бросали во врагов копья и дротики. Оказавшись на одном уровне с врагами, они стали метко поражать их».

Сципион блокировал Карфаген со стороны суши и со стороны моря. На это

ушло полгода его консульства. С осени 147 года до н. э. римляне не проводили серьезных операций под Карфагеном. Не было смысла что-то предпринимать, ибо, лишившись всякой связи с внешним миром, город оказался во власти нового страшного врага – голода. Для римлян еще существовала внешняя угроза: не все города Ливии изъявили покорность заморским врагам, и они обладали огромными ресурсами. Потому с началом зимы Сципион лично отправился к городу Неферису и осадил его.

После стольких лет бездарной войны Сципион не доверял никому: «он постоянно курсировал между Неферисом и Карфагеном, все время наблюдая за ходом событий».

В битве у Нефериса погибло до 70 тысяч пунийцев, 10 тысяч попало в плен. Здесь отличился союзник римлян, нумидиец Голосса, безжалостно вытоптавший слонами последнее (самое многочисленное) войско карфагенян. После этого события пал и Неферис, «осаждавшийся Сципионом 22 дня при очень тяжелых условиях: зимой и в холодной местности».

Надеяться Карфагену было не на кого и не на что. Сципион убил последние надежды непокорного города.

Падение Карфагена

…Если не смог устоять против римлян город, должен был сгореть их триумф.

Луций Анней Флор. Эпитомы

Гасдрубал продолжал наслаждаться властью над обреченным городом. «Карфагенский военачальник Гасдрубал, – пишет о нем Полибий, – был тщеславный хвастун, вовсе не обладавший дарованиями ни государственного человека, ни главнокомандующего». Впрочем, и Гасдрубал понял: надо что-то предпринять для предотвращения катастрофы. Он вступил в переговоры с нумидийским царем Голоссой и пытался через него склонить Сципиона пощадить Карфаген.

– Друг любезнейший, просьба твоя была бы прилична ребенку, – ответил Голосса. – Как ты желаешь получить милость, какой вы не могли добиться через послов еще до начала военных действий, пока римляне держались под Утикой? Теперь же ты заперт в городе с моря и с суши, и для тебя утрачена чуть не всякая надежда на спасение.

Все же Голосса взялся быть посредником в переговорах между Гасдрубалом и Сципионом. Причина проста: нумидийскому царю было желательнее иметь рядом слабого врага, то есть Карфаген, чем сильного друга с непомерным аппетитом, то есть Рим. Когда нумидийский царь передал просьбу Гасдрубала, Сципион лишь рассмеялся:

– Гасдрубал, вероятно, заготовлял эту просьбу в то время, когда учинил столь тяжкое бесчинство над нашими пленными, а теперь неужели возлагает он надежды на богов, когда преступил законы божеские и человеческие?

Голосса нашел способ смягчить Сципиона. Он напомнил, что приближаются консульские выборы, и ему, действующему консулу, следует позаботиться, чтобы «главными плодами трудов его не воспользовался, не обнажая меча, другой военачальник». Это было самое уязвимое место Сципиона. Ведь до сих пор войной против Карфагена ведали консулы только один год, пока не прибывали в Африку вновь избранные преемники. Правда, в отличие от предшественников, Сципион воевал довольно успешно, и было неразумно сменять его на посту командующего, но появилось много желающих завершить войну.

С другой стороны, Сципион вынужден был исполнить приказ сената о разрушении Карфагена. Чтобы ускорить ход событий, консул решил кое-чем пожертвовать. Он «поручил Голоссе передать Гасдрубалу, что дарует жизнь ему самому, жене, детям, десяти родственным с ним или дружественным семействам, кроме того, дозволяет ему взять с собой 10 талантов из своих денег или всех слуг, каких пожелает».

Гордыня Гасдрубала на этот раз не позволила принять милостивое предложение. Выслушав римского посланника, он «несколько раз ударил себя по бедру, потом, призвав богов и судьбу в свидетели, объявил, что никогда не наступит тот день, когда бы Гасдрубал глядел на солнечный свет и вместе на пламя, пожирающее родной город, что для людей благомыслящих родной город в пламени – почетная могила».

Можно было бы удивиться мужеству Гасдрубала, если бы его следующие поступки не поражали подлостью и трусостью. «Так, во-первых, когда прочие граждане умирали от голода, он устраивал для себя пиры с дорогостоящими лакомствами и своей тучностью давал чувствовать сильнее общее бедствие, – сообщает Полибий. – В самом деле, невероятно велико было число умирающих, не меньше было и количество перебегающих к неприятелю из-за голода. Потом, издевательством над одними, истязаниями и казнями других он держал народ в страхе и этими средствами властвовал над злосчастной родиной так, как едва ли бы позволил себе тиран в государстве благоденствующем».

Весной 146 года до н. э. римляне ворвались в Карфаген со стороны гавани. Сципион сразу же устремился к главной цитадели города – Бирсе. Наступая в ее направлении по трем улицам, римляне столкнулись с такими трудностями, что путь к Бирсе занял шестеро суток. Пространство около главной крепости Карфагена было занято шестиэтажными домами. Римляне врывались в жилища, с боем пробивались на крыши, затем перекидывали доски с одного дома на другой и таким образом продвигались к цели.

«В то время как эта война шла наверху, на крышах, другая развертывалась на узких улицах со встречными врагами. Все было полно стонов, плача, криков и всевозможных страданий, так как одних убивали в рукопашном бою, других еще живых сбрасывали с крыш на землю, причем иные падали на прямо поднятые копья, всякого рода пики или мечи» (Аппиан). Потери римлян в уличных боях были огромны, и тогда Сципион изменил тактику. Он приказал поджечь все три улицы, ведущие к Бирсе, и как только одна из них выгорит дотла, наступать дальше.

Пока огонь расчищал римлянам путь к сердцу Карфагена, они принялись разрушать ближайшие дома – «навалившись всей силой, валили их целиком. От этого происходил еще больший грохот, и вместе с камнями падали на середину улицы вперемешку и мертвые, и живые, большей частью старики, дети и женщины, которые укрывались в потайных местах домов; одни из них раненые, другие полуобожженные испускали отчаянные крики, – рисует страшные картины взятия города Аппиан. – Другие же, сбрасываемые и падавшие с такой высоты вместе с камнями и горящими балками, ломали руки и ноги и разбивались насмерть. Но это не было для них концом мучений; воины, расчищавшие улицы от камней, топорами, секирами и крючьями убирали упавшее и освобождали дорогу для проходящих войск; одни из них топорами и секирами, другие остриями крючьев перебрасывали и мертвых, и еще живых в ямы, таща их, как бревна и камни, или переворачивая их железными орудиями: человеческое тело было мусором, наполнившим рвы.