Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих

Левицкий Геннадий Михайлович

В 147 году до н. э. Сципион перебрался на Сицилию, там погрузил войско на корабли и благополучно достиг Утики. В это время римляне под Карфагеном впутались в очередную авантюру. Пока Кальпурний Пизон где-то в Ливии терзал небольшие городки, его начальник флота, Луций Манцин, решился совершить то, чего безуспешно пытались добиться в течение двух лет несколько консулов.

Манцин, приплыв к Карфагену, заметил, «что одна часть стены оставлена без внимания, там, где шли непрерывной линией труднопроходимые отвесные скалы, из-за чего это место и было охраняемо не так тщательно». Соблазн был слишком велик, и начальник флота приказал незаметно приставить к стене лестницы. Некоторое количество легионеров беспрепятственно поднялись на стену. (Все же бездеятельность

Пизона принесла определенную пользу – карфагеняне утратили бдительность.)

«Так как их было еще мало, карфагеняне, отнесясь к ним с презрением, открыли ворота, выходившие на эти скалы, и бросились на римлян. Но римляне, обратив их в бегство и преследуя, вместе с ними ворвались в город через ворота. Когда поднялся крик, как при победе, Манцин вне себя от радости, будучи и в остальном быстрым и легкомысленным, а с ним и все остальные, оставив корабли, с криками устремились к стене, невооруженные и почти голые. Так как день уже склонялся к закату, римляне, захватив какое-то укрепленное место у стен, остановились на отдых, испытывая затруднения с продовольствием; Манцин стал звать Пизона и начальников утикийцев помочь ему, подвергающемуся опасности, и спешно доставить продовольствие. И он был уже готов к тому, что с зарей он будет выбит карфагенянами и сброшен на острые утесы».

Утром положение Манцина стало безнадежным. Карфагеняне оттеснили римлян к стене; отступать дальше было некуда. Легионеры уже прощались с жизнью, когда появились корабли Сципиона, «в стремительном беге подымая высокие волны, все полные стоявших прямо легионеров». В очередной раз Сципион спас соотечественников, явившихся жертвой недальновидности собственного военачальника. Манцин был немедленно отослан в Рим, а командование флотом консул передал Серрану.

Прорыв Манцина не принес никакой пользы, ибо рядом с Карфагеном находилось войско Гасдрубала, готовое ударить в тыл римлянам. Потому Сципион отвел войска на пять стадий от города и построил укрепленный лагерь. Затем новый консул занялся ревизией перешедшего в его ведение хозяйства. Долго хмурил брови молодой военачальник, принимая под свое начало войско от предшественника.

«Сципион не видел у воинов, находившихся под командой Пизона, никакой привычки к порядку и дисциплине, но что они приучены Пизоном к лености, жадности и грабежам и что им сопутствуют множество мелких торговцев, которые, следуя за войском ради добычи, делали набеги вместе с более храбрыми, выходившими на грабежи без приказания, хотя закон во время войны считает дезертиром всякого, уходящего дальше, чем можно слышать звук трубы, так как, какое бы несчастье ни случилось с ними, все ставится в вину полководцу, а все, что они награбят, дает им новый повод к ссорам и бедам; ведь многие, гордые тем, что они награбили, начинали презирать товарищей по палатке и прибегали к недозволенным побоям, ранениям и человекоубийствам. Заметив это и не надеясь когда-либо одолеть врагов, если не одолеет своих собственных воинов, Сципион созвал их на собрание».

Новый консул пытался образумить воинов словами; а чтобы пламенная речь возымела должное действие, он подкрепил ее делами. «Сципион тотчас выгнал множество бесполезных людей и с ними все лишнее, бесполезное и служившее только для роскоши. Когда таким образом войско было очищено и ему был внушен спасительный страх, оно быстро стало выполнять приказания». Так консул навел порядок в армии, и только после этого занялся Карфагеном. Его целью стали Мегары – предместье Карфагена, опоясанное стеной.

Операция была проведена блестяще. Ночная темнота позволила в двух местах неприметно приблизиться к стенам. Один отряд, когда был обнаружен врагом, произвел столько шума, «что в первый момент карфагеняне были поражены страхом». Однако это был лишь отвлекающий маневр, и основные события разворачивались не здесь.

Около ворот Сципион заметил башню, принадлежавшую частному лицу, «находящуюся вне стены и по высоте бывшую равной стене». Консул приказал легионерам захватить это строение, что и было немедленно совершено; затем с башни перекинули шесты и доски на городскую стену, римляне таким путем проникли в город, открыли ворота и впустили войско. Сципион лично вошел в Мегары, а с ним 4 тысячи легионеров. Весь Карфаген охватила паника, хотя противник был ничтожен по численности. Население пригорода устремилось в Бирсу – самую мощную крепость Карфагена. «Поднялся разноголосый крик, некоторые попадали в плен, началось смятение, так что даже те, которые стояли лагерем вне стен города, покинули укрепление и побежали с остальными в Бирсу».

Сципион и не думал развивать успех, который был весьма сомнителен при дальнейшем наступлении по огромному городу с 700-тысячным населением; тем более накануне в Карфаген ввел полевую армию Гасдрубал. О предполагаемых трудностях этого мероприятия Аппиан сообщает: «Так как это предместье, Мегары, было занято огородами, богато плодовыми деревьями ранних сортов и полно терновником и загородками из ежевики и разного вида аканта, а также различными глубокими каналами с водой, шедшими во всех направлениях, то Сципион побоялся, как бы это место не оказалось непроходимым и опасным для преследующего войска, главным образом ввиду того, что солдаты не знали проходов».

У Сципиона был свой план, и он строго ему следовал, не вручая судьбу случайностям, не обольщаясь надеждами на скорый успех, проявляя не свойственную молодому возрасту рассудительность.

В противоположность новому римскому командующему Гасдрубал от неудачи в Мегарах потерял голову и совершил поступок, вызвавший осуждение даже карфагенян. Аппиан рассказывает об одном из страшных эпизодов этой войны: «С наступлением дня, негодуя на нападение на Мегары, Гасдрубал тех из пленных римлян, которые были у него, вывел на стену, откуда римлянам должно было быть хорошо видно то, что должно было совершиться, и стал кривыми железными инструментами у одних вырывать глаза, языки, жилы и половые органы, у других подрезал подошвы, отрубал пальцы или сдирал кожу с остального тела и всех, еще живых, сбрасывал со стены и со скал.

Он задумал поступить так, чтобы исключить для карфагенян возможность примирения с римлянами. Он хотел таким образом привести карфагенян к убеждению, что их спасение только в битве, но вышло для него совершенно обратное тому, что он задумал: сознавая себя как бы соучастниками этих безбожных деяний, карфагеняне почувствовали скорее страх, чем готовность сражаться, и возненавидели Гасдрубала, отнявшего у них надежду на прощение. И особенно совет громко негодовал на него, как на совершившего столь кровавые и злобные поступки при столь великих несчастьях родины. Он же, арестовав, убил и некоторых из членов совета и, действуя уже во всем так, чтобы внушить страх, стал скорее тираном, нежели полководцем, полагая, что он будет иметь безопасность только в том случае, если будет им страшен и, таким образом, трудноуязвим».

Карфаген располагался на полуострове: с трех сторон его омывало море, с четвертой город соединялся с континентом перешейком. Сципион овладел этим перешейком и принялся копать ров от моря до моря. Работа, и без того трудоемкая, затруднялась внешними помехами: часть римлян постоянно отражала нападения карфагенян, другая часть упорно и невозмутимо лопатила африканскую иссушенную землю.

«Когда эта работа у него (Сципиона) была окончена, он стал рыть другой такой же ров, находившийся поблизости от первого, обращенный к материку. Прибавив к ним еще два боковых рва, так, чтобы все окопанное пространство представляло из себя четырехугольник, он окружил его острыми кольями» (Аппиан). Кроме того, рвы Сципион укрепил палисадом, а вдоль того, что был обращен к Карфагену, римляне воздвигли мощную стену. В центре грандиозного сооружения поставили высокую каменную башню, а над ней еще четыре этажа добавили из дерева. С этого наблюдательного пункта весь Карфаген был как на ладони. «Соорудив это в течение двадцати дней и ночей, причем трудилось все войско, попеременно то работая, то воюя, то отдыхая за пищей и сном, он ввел войско в это укрепление».