Рим, папы и призраки
Шрифт:
— Стараешься быть полезным, — проговорил Солово, — и приспосабливаться.
Подобное заявление исчерпывающим образом объясняло абсолютно все. Никто из знати в эти времена даже и не подумал бы оспорить такое утверждение.
— Универсальная максима! — произнес Чезаре, изгоняя из голоса все чувства. — И люди подчиняются ее требованиям, разве не так? Возьмем для примера моего брата Хуана: вчера герцог… какого-то местечка в Испании, сегодня гонфалоньер, отправленный перевоспитать Орсини и покарать умбрийских царьков за былые ошибки. [33] Просто колесо фортуны, и мы
33
знатный римский дом Орсини, подобно многим итальянским городам, сделал понятную (но непростительную) попытку поддержать как будто бы неотвратимое, но тем не менее оказавшееся безуспешным вторжение Карла VIII в Италию в 1494 году
— Желая герцогу Хуану удачи во всем, как это делаешь ты, — твердо проговорила госпожа Катанеи, прямо глядя в пространство.
— Именно так, — невозмутимо согласился Чезаре.
Адмирал Солово был поражен. Достопочтенная госпожа тихо и властно установила покой во взрывоопасном уголке своего виноградника… во всяком случае, почти.
— Что касается твоего компаньона, Хуан, его праздничная маска весьма забавна, однако кажется излишне постоянной. Сегодня мы празднуем с семьей и друзьями… и теми, за кого они Могут поручиться. Нужды в тайнах нет.
— Увы, в его случае это не так, — непринужденно ответил Хуан. — На моей службе этот испанец поцеловался с клинком и теперь опасается взволновать дам и детей последствиями такого поцелуя. Я приблизил его за верность… и к тому же он развлекает меня.
Последние слова герцог добавил с известной поспешностью, заметив общий шорох неодобрения подобными сантиментами.
Тут ручей беседы укрылся под землей и более уже не мог обнаружиться. Катанеи была довольна победой, герцога Хуана смущало явное поражение. Адмирал Солово давно уже приучился смаковать молчание… в любом случае угадать взволнованную колкость мыслей Чезаре Борджиа просто не представлялось возможным. Жоффре, как недоросток, и человек в маске, как слуга, не могли внести вклад ни в развитие разговора, ни в его угасание.
Первым не выдержал герцог Хуан.
— Упоминание о веселье в устах моей матери пробудило мою память, объявил он, всем своим видом демонстрируя уверенность. — Я вспомнил про некое свидание. Не извините ли вы меня?
— Если простофиля встает, — проговорила Катанеи, — я не могу ничего поделать. Этот вечер устроен в твою честь, и поэтому нет причин полагать, что он переживет твое отбытие или же переменит свое настроение.
— Я весьма обязан, — Хуан почтительно склонил голову, увенчанную диадемой. — Идем, цыган, — жизнь ждет нас!
Человек в маске поклонился всем присутствующим и последовал за своим господином.
— Кто это? — резко бросила Катанеи.
— Испанец по имени Себастьяно, — ответил Чезаре.
— Ты проверил это? Он заслуживает доверия?
— Да — на оба твоих вопроса, мама.
— Тогда я спокойна. — Госпожа Катанеи кивнула адмиралу Солово и скользнула в дверь.
Вечер был в самом разгаре, а в Риме — тем более в римском винограднике — такой час чарует невероятно. Среди виноградных лоз мерк дневной свет, таяло тепло и политически корректные статуи привлекали и захватывали праздный взгляд. Вечеринка была весьма благопристойной — подобно слабому освежающему напитку, во всем противоречащая
— Брат Жоффре, — негромко произнес Чезаре, — насколько я вижу, синьор Бонданелла с Палатинского холма снова запустил руку за корсаж твоей жены. Какой позор для нашего семейства, какое оскорбление гостеприимства матери! Тем более что все происходит при полном попустительстве молодой особы. Ступай и уладь дело!
С ругательством Жоффре бросился прочь, повинуясь брату.
Оставшись вдвоем, адмирал Солово и Чезаре Борджиа принялись изучать все вокруг, кроме своего собеседника. Тем не менее адмирал заметил искорку в глазах Борджиа, когда тот наконец заговорил.
— Мужчина должен чтить своих отца и мать, адмирал.
— «Дабы жить долго и процветать в земле своей», — осторожно согласился Солово. — Да, эта заповедь [34] удерживает в целостности общество людей.
Чезаре кивнул.
— И все же насколько легче повиноваться этому благородному призыву, адмирал, когда находишься в полном согласии со взглядами своих родителей.
— В самом деле, — подтвердил Солово.
Чезаре протянул вверх руку в перчатке и, сорвав одну виноградинку из грозди, продолжил:
34
одна из десяти Моисеевых заповедей
— И потому я позволяю себе испытывать приятное согласие с матерью, когда она утверждает, что отбытие Хуана можно простить.
Впервые — и то всего лишь на секунду — их взглядам было дозволено встретиться, и за короткий миг оба отыскали всю необходимую информацию.
— Как мне кажется, — неторопливо проговорил адмирал, — я перед вами в долгу.
— Если это так, — ответил Чезаре, — вы найдете во мне более благородного кредитора, чем те евреи, с которыми вы якшаетесь.
— Я говорю это, — заторопился Солово, встревоженный подробным знакомством Чезаре с его делами, — подозревая, что до вашего вмешательства герцог Хуан намеревался… отделаться от меня, скажем иначе — отказаться от моих услуг.
— Подобные желания, — голос Чезаре приобрел необходимую нотку значительности, — не оставляют нас, адмирал.
«Действительно это так», — подумал Солово, более чем обычно стараясь скрыть от собеседника все свои помыслы.
У него были веские причины для опасений: глядя вслед герцогу Хуану, его слуге и человеку в маске, Солово заметил некоторую расплывчатость в очертаниях фигуры гонфалоньера, явно двоившейся в глазах адмирала. Душа его словно бы готовилась к расставанию с телом.
— И потом вы обнаружили тело герцога Хуана? — сказал равви Мегиллах. Это ведь отчасти и заслуга?
— В известной степени, — подтвердил адмирал. — Но его святейшество платит мне за каждый час, и я не могу сделать ничего иного. При всем моем убеждении в том, что некоторые тайны лучше оставлять нераскрытыми, у меня не было выбора в этом деле.
Равви поднял взгляд от своего кубка с водой, торопливо пряча в глубине глаз зерно подозрения.
— Екклезиаст, 9, 5, - проговорил он, чтобы избежать возможного непонимания. — «Мертвые ничего не знают». Поэтому, что им до нас? — Он мог бы не беспокоиться, поскольку Солово явно не заметил оплошности.