Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти
Шрифт:
Глава популяров все решил: он не только стремился избежать решающего столкновения – кроме битвы при Сукроне, которую он начал, чтобы дать киликийским пиратам возможность спокойно выгрузить золото Митридата, – но и намеревался использовать слабые места противника.
Итак, он изменил свой замысел и, вместо того чтобы продолжить поход вглубь Испании, вернулся на побережье и осадил Сагунт. Сам того не ведая, он встал лагерем неподалеку от того места, где полтора столетия назад останавливался Ганнибал. Он перекрыл все дороги, ведшие в город,
– Он пустился в путь, – сообщил один из осведомителей.
– Прекрасно, – сказал Перперна. В палатке наряду с Серторием сидели и другие начальники. – Пойдем навстречу ему со всеми нашими силами и разобьем его, как при Сукроне.
Серторий ответил не сразу. Он посмотрел на гонца. Тот все понял и, не сказав ни слова, вышел из палатки.
Затем Серторий устремил взгляд на Перперну.
– Мы не будем нападать на Помпея, – решительно заявил он.
– Но сейчас он один, – настаивал Перперна. – Метелл далеко на севере. Мы можем покончить с Помпеем. Это окончательно подорвет боевой дух оптиматов.
Серторий покачал головой. У них было меньше сил, чем при Сукроне. Пришлось отправить несколько тысяч кельтиберов вглубь страны, чтобы не заставлять их сражаться вдали от дома, – война затягивалась. Он знал, что верность кельтиберов, помимо хорошего жалованья, связана с тем, что их не отрывают надолго от домашнего очага. Такие передышки делали их надежными союзниками.
– Если Помпей оправился от ран и идет сюда, – заметил Серторий, – мы удалимся вглубь страны, как намеревались изначально.
– Ты хочешь сказать, как намеревался ты, – осмелился возразить Перперна, бросая вызов авторитету своего вождя.
Серторий молча уставился на него, понимая, что на них устремлены взгляды всех присутствующих.
– Именно так, – сказал он наконец. – Как намеревался я. И как намереваюсь снова…
Перперна пристально посмотрел на Сертория и, не сказав ни слова, опустил глаза.
Начальники вышли, и в палатку снова вошел гонец, дожидавшийся снаружи. Серторий с недоумением посмотрел на него.
– Есть еще кое-что, проконсул, – тихо объявил осведомитель.
– Что?
Тот рассказал о ста талантах и двадцати югерах земли, обещанных Метеллом за голову Сертория.
Вождь испанских популяров кивнул. Он понимал, что осведомитель никому ничего не сказал, но если об этих посулах известно ему, значит Помпей и его приспешники позаботятся о том, чтобы все легионеры, верные популярам, узнали о награде, обещанной за его голову.
Серторий щедро заплатил гонцу и немедленно вызвал в свою палатку кельтиберского вождя.
– Собери своих лучших людей, – сказал он. – Отныне они, а не мои легионеры, будут моей личной стражей.
Кельтибер выслушал приказ и кивнул, хотя в глубине души встревожился: если римский вождь не доверяет своим, значит на то есть основания. Однако Серторий по-прежнему хорошо платил и соблюдал законы, принятые оскским сенатом, где голоса кельтиберов значили много. Если для его личной охраны требуются кельтиберы, он их получит.
Помпей прибыл в Сагунт и обнаружил, что серторианцы давно покинули свой лагерь.
– Этот трус снова сбежал, – пробормотал проконсул.
Он быстро, слегка прихрамывая, обошел покинутое укрепление; врачи заверили его, что в конце концов хромота полностью исчезнет. «Очень надеюсь, – ответил Помпей. – Я и так потратил кучу драгоценного времени на ваши примочки и опиум».
Но все это осталось в прошлом.
– Что нам делать? – спросил Афраний.
– Идите за ним, – приказал Помпей.
– Как далеко?
– На край света или в царство мертвых.
Афраний отправился перестраивать свои ряды и следовать вглубь Кельтиберии, где проживали народы, верные Серторию.
– У меня есть сведения для проконсула, – сказал Геминий, оставшись наедине со своим начальником.
– Нашелся предатель? – спросил Помпей, подбоченившись и неподвижно глядя на запад, на дорогу, по которой им предстояло идти, преследуя свою добычу.
– Пока нет, проконсул, – ответил Геминий. – Зато есть новости о Цезаре.
– О Цезаре?
Помпей произнес это имя так, будто оно явилось из прошлого и принадлежало кому-то давно забытому. За последние месяцы произошло столько всего – яростное сопротивление повстанцев, поражение при Сукроне, его ранение; к тому же дерзкий Серторий не покидал его мыслей и днем и ночью, – что Цезарь казался чем-то далеким, незначительным.
– Да, о Юлии Цезаре. Он ушел от пиратов. Собрал деньги на выкуп и сел на корабль. Сейчас он в Азии. Пока не знаю, что он собирается там делать, но, как только узнаю, немедленно доложу проконсулу.
– Ушел от пиратов, – повторил Помпей, не отрывая взгляда от запада. – Цезарь мало беспокоит меня в эту минуту.
Не так давно он задался вопросом: что, если Сулла прав и главная угроза – не Серторий, а Цезарь? Но все изменилось. Страх перед Цезарем улетучился. Теперь Помпея волновал помощник Мария с его мятежными легионами и десятками тысяч кельтиберов, сражавшихся на его стороне. Вот что первостепенно. Помпей совершенно позабыл, что Цезарь – племянник Мария. Забыл он и предостережения Суллы относительно этого юноши, который только что вырвался из лап пиратов. В Риме Помпей слышал, как некий сенатор сравнивал Цезаря с орлом, устремившимся в небо. Помпей не был уверен, что Цезарь действительно так грозен, зато знал другое: если Цезарь – орел, в Риме он не найдет себе места, а орлы за пределами Рима не вызывали у Помпея беспокойства.