Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти
Шрифт:
– Сражаться с ними бессмысленно, – сказал Цезарь капитану корабля.
Морской волк в отчаянии покачал головой:
– Но тогда… они украдут все, что у нас есть, а самих нас убьют или продадут в рабство.
Цезарь еще раз посмотрел на вражеские корабли.
Отчаяние капитана было вполне объяснимо.
Цезарь прекрасно понимал, что, по всей вероятности, больше никогда не увидит близких: жену Корнелию, мать Аврелию и дочь Юлию.
Пираты неумолимо приближались.
Над кораблем нависла смерть.
Пытаясь придумать какой-нибудь
– Куда ты едешь? – спросила Корнелия без тени упрека или сомнения. Для нее не было большей муки, чем новая разлука с Цезарем, но превыше всего она ставила его безопасность.
– На Родос, – ответил Цезарь, глядя на ложе: там в беспорядке валялись одежда, сандалии, папирусы с картами, кинжал, меч… Не забыл ли он чего-нибудь? Конечно, он возьмет рабов и многое другое, но сейчас предстояло принять самое важное решение: какие личные вещи он с собой захватит.
Корнелия уселась на солиум в углу.
– Это очень далеко, – пробормотала она. – Настоящий край света.
– Знаю, но выхода у меня нет. На этот раз, вопреки ожиданиям, мне даже не дали закончить разбирательство. Они хотят, чтобы я побыстрее убрался. Оптиматы. Или чтобы я умер.
Корнелия промолчала, едва сдерживая слезы. Ей не хотелось добавлять мужу новых забот.
– С нами все будет хорошо, – сказала она чуть слышно, но как можно спокойнее. – Я позабочусь о Юлии. Ты будешь гордиться нами обеими. Просто береги себя. Мир велик и опасен. Особенно море…
Он посмотрел на нее и кивнул, затем снова повернулся к ложу и окинул взглядом вещи.
– Едешь один? – спросила Корнелия.
– Нет, со мной будет Лабиен. Он сам предложил сопровождать меня.
– Это хорошо.
Она считала, что, имея при себе верного Лабиена, муж будет в большей безопасности, но за время долгого путешествия могло случиться все, что угодно…
В дверь заглянула Аврелия.
– Можно войти? – спросила она, глядя поочередно то на сына, то на Корнелию.
– Конечно, матушка, – ответил Цезарь.
Корнелия приветливо кивнула, и лицо ее разгладилось. Когда муж уплывет на Восток, свекровь станет ее опорой в Риме.
– Я не собираюсь обсуждать твой отъезд, – начала Аврелия, обращаясь к сыну. – После случая с Долабеллой и всего, что произошло в суде над дикарем Гибридой, это единственный выход. К тому же ты дал слово Помпею, а он ничего не забывает. Но куда ты подашься?
Пристально глядя на ложе, Цезарь медлил с ответом.
– Он едет на Родос, – отозвалась Корнелия.
– Да, на Родос, – подтвердил Цезарь, снова поднимая глаза на мать.
– Почему на Родос? – удивилась Аврелия.
– Хочу завершить обучение ораторскому искусству, – объяснил Цезарь. – Я говорю неплохо, что
– Верно, – согласилась мать. – Ты нанял корабль?
– Да, торговое судно, следующее из Остии в Александрию, – ответил Цезарь. – Такие корабли отвозят зерно в Египет и возвращаются на Восток, груженные маслом и вином. Возьму с собой рабов, припасы, немного денег. А еще меня будет сопровождать Лабиен.
Аврелия невольно кивала. Услышав имя Лабиена, она, как и Корнелия, немного успокоилась.
– Матушка, я бы предпочел побыть один, – продолжил Цезарь. – Боюсь что-нибудь забыть. Мне нужно сосредоточиться.
– Конечно, – согласилась Аврелия.
– Я с тобой.
Корнелия встала и вышла из комнаты вслед за свекровью, чтобы Цезарь занялся приготовлениями к поездке, не отвлекаясь ежеминутно то на одно, то на другое. В атриуме она с отчаянием посмотрела на свекровь:
– Родос далеко. Я очень боюсь за него.
– Вспомни, несколько лет назад он побывал на Лесбосе и вернулся живым и невредимым. Не переживай. Боги защищают его, – уверенно проговорила Аврелия.
– Да, но, отплывая на Восток, в Вифинию, а затем на Лесбос, он числился в римском войске под началом Лукулла. А в Македонии вел расследование для суда над Долабеллой. Теперь же он плывет в сопровождении одного лишь Лабиена, которому я очень благодарна: только боги знают, как глубоко я уважаю Тита за верность моему мужу. Но за ними теперь не стоит видного военного или государственного мужа. Оба – всего лишь частные лица, простые римские граждане, а на море и на Востоке полно опасностей, войн и штормов, и я боюсь, что на этот раз Гай не вернется.
– Он уже был беглецом, – возразила Аврелия, – и выжил.
– Знаю, знаю, – проговорила Корнелия; в ее голосе по-прежнему звучало отчаяние. – Когда он отказался развестись со мной и навлек на себя гнев презренного Суллы, ему тоже пришлось бежать. Он скрывался в Италии и чуть не умер от болотной лихорадки. Но на Востоке, где его будет сопровождать всего один друг, он подвергнется тысяче угроз.
Аврелия вздохнула. Заметив, как встревожена невестка, она взяла ее за руку, повела к имплювию и усадила на стул, сама же села на другой.
– Цезарь вернется, не сомневайся и не тревожься, – утешала она невестку, не выпуская ее руки. – Не знаю, как сложится плавание и что случится с Цезарем в пути, но боги заботятся о нем. А чтобы ты была спокойна, скажу кое-что очевидное: за пределами Рима Цезарь в безопасности. Вне города не он должен бояться других людей, а они его. Меня беспокоит именно этот город, этот проклятый город. Пусть Цезарь окажется посреди враждебной страны, в окружении полчищ варваров, готовых ринуться в бой: это в тысячу раз безопаснее, чем бродить по улицам проклятого Рима, кишащего предателями.