Рим. Распятие
Шрифт:
И последний, самый тяжкий, "кровоточащий" для сердец наших – вопрос ваш об отпавших от Церкви, отринувших сознательно Веру Христову вследствие разочарования, соблазна рождённого Обидой от якобы не исполненных Им "обетований", которые сами себе придумывают лжебратья и лжесёстры, увидевшие Свет Христов и почувствовавшие Любовь Его, но соблазнившиеся на хитро-лживые уловки Дракона, но возгордившиеся в сердцах своих, превознёсшиеся сами пред собой своей богоизбранностью. Вспомните все!: и тот кто стойко "стоит" в вере, и тот кто "упал", и тот кто "шатается"! Как сказано?! "Он Господь!, что Ему угодно, то да сотворит!" Помните? Как сказано Им Самим: "кого помиловать – помилую!, кого пожалеть – пожалею!" Посему
Попадание в цель "Тюльпан-3" ("огненная шрапнель").
Город Александрия. Год 51 н.э. Начало зимы.
В соседней комнате послышалось кряхтение и похныкивание проснувшейся новорожденной. Полина вставая и зажигая от светильника маленькую масляную лампу:
–Схожу покормлю её, а то она остальных разбудит…
Проводивший жену взглядом Александр тихо прокомментировал:
–Ну, младших то вряд ли даже гром разбудит, а вот Федося что-то сегодня сама не своя целый день была, грустная какая-то, молчаливая… Как будто учуяла – чего вы удумали.
Потупившие взгляды старцы виновато переглянулись.
–Саша, ну ты же сам всё понимаешь… – начал было Апполос.
–Само собой он всё понимает, не дурнее тебя! – прервал его тяжко вздохнувший Фаддей, – ты, сыночка, даже не пытайся, здесь мы останемся, потому что так надо! А вам надо туда плыть. Пока зимние шторма не начались. Нельзя упустить время. Да и ждут вас там, ещё летом послание от братьев пришло.
Александр привлекая внимание Апполоса, как бы "ушедшего" вслед за дочерью в детскую комнату, напряженно вслушивающегося в доносящееся оттуда еле слышное воркование Полины, кормящей младенца и успокаивающую что-то спросонья бормочущую Феодосию, тронул его за локоть.
–Отец, – повернувшийся к зятю, пресвитер Александрийской церкви кивнул внимая, – ты точно уверен что всё произойдёт именно так? Нет, я не спорю, до сих пор все события происходили в той последовательности, как ты и говорил, но может быть… Может быть Господь помилует?
Грустно хмыкнувший старик отрицательно покачал головой:
–Нет, Саша, нет… Я и сам много раз, сомневаясь, задавал сам себе этот вопрос…, много раз в молитвах просил, умолял Его… Но сейчас точно! Точно всё так и есть. Помню когда увидел всё это, сразу же после того, как Тарсянин посадил нас на корабль и, прощаясь, сказал, что увидимся с ним снова только Там уже, не поверил этому, изо всех сил пытался отогнать это "наваждение", этот "соблазн". Но уж когда он! – толкнул локтем в бок сидящего рядом Фаддея, – мне все события "нарисовал" во всей их последовательности, то какие уже могли быть сомнения?
Тихо улыбнувшийся своему другу и брату диакон, толкнул его в ответ плечом:
–А здорово всё-таки это! С самого нашего того "путешествия" по синайской пустыне, такого соединения сознания нашего не было! Удивительно это, когда двое как один человек…
Неслышно вошедшая в комнату Полина вмешалась в "ностальгические" воспоминания:
–Да уж! – оглянувшись назад и понизив голос до возмущённого полушёпота, – устроили вы нам тогда оба!, сразу же после вашего совместного крещения!, все люди как люди, после крещения такие тихие становятся, благообразные!, а вы двое, вместе и дружно, из дома, не понять куда, пропали!, через полгода только "на карачках" приползли!
Александр успокаивающе погладил прижавшуюся к нему жену:
–Ага!, точно!, родная моя! А ты случаем не забыла, каким я тогда к Матушке пришёл?, в каком состоянии? И правильно они тогда ушли, потому что Он ведь нас очищает – так как Ему угодно. Одних до крещения, других после. А когда после внутреннего очищения эта гадость пытается "назад залезть", снова овладеть разумом и подчинить себе, в рабство обратить, правильнее всего от тех, кто дорог тебе подальше быть, чтобы их не зацепило и не покалечило.
Расстроенно и недовольно закрутившись в объятиях мужа, женщина забурчала вытирая слёзы:
–Да ну вас!, хулиганьё вы все!, как были, так и остались!, только теперь в другую сторону!
Одновременно как один человек качнувшиеся в её сторону старцы, взяв каждый её за руки, заговорили как один человек:
–(Фаддей)Ну не в другую сторону, а на другой стороне…(Апполос)И по-другому нам, доченька, никак нельзя, правда, правда…(Фаддей)Ты же сама понимаешь, Полюшка, должны мы здесь остаться, должны…(Апполос)Мы же тоже, без вас жизни себе не представляем…(Фаддей)А детям здесь сейчас опасно будет, доченька, очень опасно! В городе скоро всё "закипит", голод надвигается… (Апполос)Через месяц где-то понемногу начнётся, а перед началом весны самое страшное…(Фаддей)Вот именно…, голод делает людей безумными, а мы библиотеку охраняем…(Апполос)Если бы можно было на кого-то другого положиться, что случись что не бросят, не оставят хранилище на произвол судьбы, то мы бы конечно…
С тихим рыданием вытянув свои руки из ласкающих рук обоих отцов, плачущая Полина закрыла ими мокрое от слёз лицо:
–Ну хватит уже, что ж вы из меня дурочку делаете! Как будто я сама никогда не причащалась, и ничего не чувствую, и не понимаю! И успокаивать меня не надо. Лучше я сейчас проплачусь, чтобы завтра при детях не реветь, не пугать их. Они ведь думают что вы оба попозже тоже, вслед за нами…
"Они здесь убивали друг друга в приступе неистовой ярости, как взбесившиеся хищники, как остервеневшие тарантулы, как обезумевшие от голода крысы. Как люди".
(Аркадий и Борис Стругацкие "Град Обречённый")
–Федося, а ты куда? – удивлённо остановил свою Старшую Дочь Александр. Полуобернувшись к Отцу Семейства, девочка с трудом удерживая за руки рвущихся скорее исследовать своё новое плавучее "жилище" близнецов, грустно ответила:
–А чего стоять? Мы уже с ними попрощались… Они оба сейчас, как я посмотрю, собрались там, на причале, до вечера стоять… Зачем только – не понимаю, если как вы все утверждаете они "скоро вслед за нами приплывут"… И этих неслухов – как удержать долго на одном месте?
Проводив глазами отправившуюся "на разведку" троицу, держащие на руках младших девочек родители, снова посмотрели на двух одиноко стоящих стариков. В этих неразлучных друзьях, одинаково опирающихся на свои посохи, никто не смог бы сейчас признать двоих могущественных, тайных властителей Востока Империи. Ни сухой, ссутулившийся Апполос – ничем не напоминающий толстенного весельчака Апполинария Антиохийского; ни прямо выпрямившийся, белобородый, с красными исплаканными глазами Диакон Александрийской церкви – нисколько не похожий на постоянно полусогнутого, как готовая к броску кобра, без единого волоска на голове, с холодными равнодушно-безжалостными глазами, Фаддея Кесарийского – не могли быть узнаны никем из прежних знакомых.