Римская кровь
Шрифт:
— Левая, — повторил я, оборачиваясь к мальчику. Он кивнул. По его щеке скатилась слеза; он яростно смахнул ее рукавом. — А рука, какой рукой он наносил удары? Подумай!
Казалось, Эко вглядывался в глубокую, глухую бездну, разверзшуюся под кровавым пятном на мостовой. Медленно, как будто в трансе, он переложил кинжал из правой руки в левую. Глаза его сузились. Его левая рука судорожно дернулась, полосуя воздух мелкими колющими ударами. Он моргнул и посмотрел на меня, кивая.
— Левша! Превосходно. Левша с парализованной левой ногой — его нетрудно будет выследить. А его лицо — ты видел его лицо?
Он вздрогнул и, казалось, едва удержался от того, чтобы не расплакаться. Он медленно, тяжело кивнул, старательно избегая моего взгляда.
— Хорошо разглядел? Настолько хорошо, что узнаешь его, если увидишь снова?
Он посмотрел на меня паническим взглядом и попробовал пуститься наутек. Я схватил его за руку и подтянул назад к кровавому пятну.
— Но как тебе удалось так хорошо его рассмотреть? Откуда ты смотрел — из окна в своей комнате?
Он кивнул. Я взглянул вверх.
— Слишком далеко, чтобы действительно хорошо разглядеть лицо человека на улице даже при дневном свете. К тому же ночь была темной, несмотря на полную луну
— Глупец! Ты что, не понимаешь? — Голос доносился сверху из окна над лавкой. Старик раскрыл ставни и, снова уставившись на нас, говорил хриплым шепотом: — Мальчишка разглядел его лицо не ночью. Они вернулись сюда через несколько дней.
— А откуда ты это знаешь? — спросил я, вытягивая шею.
— Они… они заходили ко мне в лавку.
— И как же ты их узнал? Ты видел убийство?
— Не я. Ох, нет, не я. — Старик беспокойно поглядывал через плечо. — Но от моей жены не укроется ничего, что происходит днем или ночью на этой улице. Она видела их в ту ночь из этого самого окна. И она узнала их, когда они вернулись сюда средь бела дня, все те же трое: она узнала хромого главаря и другого — здорового светловолосого великана с красным лицом. У третьего, по-моему, была борода, но больше я ничего не запомнил. Главарь ходил с расспросами по округе, точь-в-точь как ты. Только мы ничего, ничего им не сказали; мы не сказали ни слова о том, будто Полия своими глазами видела убийство от начала и до конца, ни слова, я клянусь в этом. Мне не понравился их вид. По крайней мере, я ничего им не сказал; я, правда, припоминаю, что мне нужно было отлучиться, совсем ненадолго, а в это время моя старуха их спровадила, но не думаешь же ты, что она проболталась…
Позади меня раздался жутковатый животный вопль. Я обернулся и быстро присел: над моей головой просвистел брошенный Эко нож. Реакция старика оказалась на удивление проворной. Нож был направлен в раскрытое окно, а ударился о захлопнутые ставни. Клинок погрузился в дерево, застрял, затем выскользнул и с лязгом шлепнулся на землю. Я обернулся и уставился на Эко, удивленный тем, что этот мальчишка сумел бросить нож с такой силой. Он стоял, закрыв лицо ладонями, и рыдал.
— Эти люди сумасшедшие, — шепнул Тирон.
Я сжал запястья Эко и оторвал его ладони от лица. Мальчик мотал головой из стороны в сторону, силясь скрыть свои слезы. Он вырывался из моих рук, но я держал его крепко.
— Головорезы пришли снова, — сказал я. — Пришли за тобой. В ночь убийства они могли заметить, что ты подглядываешь?
Он дико замотал головой.
— Нет. Значит, они выяснили это у старухи-лавочницы. Она навела их на тебя. Но молва твердила, что свидетельница преступления — твоя мать. Так ли это? Была ли она вместе с тобой у окна?
Он снова покачал головой. Слезы катились по его лицу.
— Выходит, убийство видели только вы. Ты и старуха в доме напротив. Но старухе хватило ума остаться в стороне и вывести их на кого-то другого. Ты все подробно рассказал матери, не так ли? Точно так же, как рассказал нам? И она пошла излагать эту историю так, как будто видела преступление собственными глазами. Я прав?
Он содрогнулся и всхлипнул.
— Несчастная, — я перешел на шепот. — Несчастная. Выходит, в тот день они искали ее, а не тебя. И они нашли ее в вашем жилище. Ты был там?
Он едва кивнул.
— И что произошло? Угрозы, подкуп? — спросил я, зная, что на деле все было куда хуже.
Мальчик вырвался из моих рук. Всхлипывая и скуля, он бил себя по лицу. Тирон приблизился ко мне, с ужасом наблюдая за Эко. Наконец мальчик остановился. Он топнул ногой и посмотрел мне прямо в глаза. Скрежеща зубами, он поднял руки: лицо его исказила гримаса ненависти. Его руки двигались медленно, принужденно, словно он действует против своей воли. Он сделал непристойный жест, затем сжал пальцы в кулаки, как будто их иссушил огонь.
Они изнасиловали его мать; изнасиловали Полию, которая ничего не видела и ничего не знала бы о преступлении, если бы ей не рассказал о нем сын; ее единственным преступлением было то, что она поделилась слухами с живущей напротив старой дамой. Убийцы надругались над ней на глазах у мальчика.
Я посмотрел на Тирона, чтобы узнать, понимает ли он, что сказал мальчик. Он сжал губы и отвел глаза.
Неожиданно оттолкнув меня, Эко подбежал к брошенному на земле кинжалу, схватил его и бегом вернулся ко мне; взяв меня за руку, он сжал мои пальцы вокруг рукояти. Прежде чем я смог ему заплатить, прежде чем я смог сделать жест утешения или понимания, он вбежал в дом, оттолкнув великана сторожа, выходившего за дверь глотнуть свежего воздуха.
Посмотрев на нож, оставшийся у меня в руке, я вздохнул и закрыл глаза: от жары у меня внезапно закружилась голова.
— Чтобы отомстить за него, — шепнул я. — Он думает, что мы вершим правосудие, Тирон.
Глава одиннадцатая
Жестокий полуденный зной мы переждали в небольшой таверне. Я собирался поспешить на поиски шлюхи Елены — Лебединый Дом находился совсем неподалеку от места убийства, — но совершенно выдохся. Вместо этого мы повернули назад и потащились по узкой улице, пока не вышли на открытую площадь.