Римская кровь
Шрифт:
Было бы забавно ошарашить Руфа, появившись на Форуме; я представлял, как прокрадываюсь ему за спину в каком-нибудь пыльном углу пыльной канцелярии, мурлыча отрывок из вчерашней песенки Метробия «Не заржавел ли? «Да», — сказала девица» — но, за исключением Субуры, Форум был, вероятно, самым опасным местом для моей прогулки. Без определенного плана я брел на север к Квиринальскому холму, в район покосившихся домишек и заваленных мусором улиц. Я подошел к краю Квиринала, возвышавшемуся над Сервиевой стеной; улица обрывалась крутым спуском, дома разбегались в стороны от дороги, образуя широкую площадь с некошеной лужайкой и одиноким, отставшим от своих собратьев деревом.
Даже в городе, где ты родился и вырос, можно набрести на незнакомую улицу, откуда открываются неожиданные виды, и богиня, которая покровительствует путникам, направляющимся неведомо куда, вывела меня как раз на такое место. Я надолго остановился, заглядевшись на раскинувшийся за городской стеной Рим; слева в солнечных лучах сверкала пожаром излучина Тибра, справа простиралась прямая, широкая Фламиниева дорога; беспорядочное нагромождение зданий сгрудилось вокруг Фламиниева цирка, за которым открывался вид на клубящееся пылью Марсово поле. Теплый воздух полнился звуками и ароматами города, поднимавшимися к небу, словно испарения над окруженной холмами долиной. Несмотря на все свои опасности и пороки, несмотря на всю свою низость и убожество, Рим по-прежнему услаждал мой взор больше, чем любой другой город на свете.
Я снова зашагал на юг, выбрав узкую тропинку, окаймлявшую тылы жилых домов, пересекавшую улочки, петлявшую среди зелени. Окликали друг друга соседки, плакал ребенок, и мать напевала ему колыбельную, пьяный, сонный мужской рев требовал от остальных сохранять тишину. Казалось, что меня поглощает вялый, раздобревший от тепла город.
Я миновал Фонтинские ворота и бесцельно бродил до тех пор, пока не свернул за угол и не увидел перед собой обугленную громаду сгоревшего дома. Почерневшие окна смотрели в голубое небо; пока я наблюдал, рабы потянули за канаты, и длинный участок стены с грохотом рухнул. Земля вокруг почернела от золы и была завалена грудами испорченной одежды и обломками домашней утвари; здесь валялись оплавленный пожаром дешевый котел, черный остов ткацкого станка, длинная острая кость, неизвестно, собачья или человеческая. В жалких отбросах ковырялись нищие.
Поскольку я подходил к пепелищу с другого угла, я не сразу сообразил, что именно это здание сгорело на наших с Тироном глазах несколько дней назад. Наземь обрушилась другая почерневшая стена, и в образовавшемся просвете я увидел самого Красса, стоявшего со скрещенными на груди руками и отдававшего приказания своим рабочим.
Богатейший человек Рима выглядел веселым; он улыбался и шутил с теми из своей многолюдной свиты, кто удостоился чести находиться в пределах его слышимости. Я осторожно обогнул развалины и подошел к краю группы. Льстец с крысиной мордочкой, не сумевший протиснуться сквозь толпу поближе к хозяину, явно горел желанием побеседовать с первым встречным.
— Сметлив? — сказал он, подняв кверху свой крысиный нос. — Слишком слабо сказано, если речь идет о Марке Крассе. Блестящая личность. В Риме не найти человека с такими хозяйственными способностями. Пусть Помпей и даже Сулла блестящие полководцы — в этом мире есть полководцы и похлеще. Войско Красса — серебряные динарии.
— А его поле брани?
— Погляди перед собой. Или мало, по-твоему, пролилось здесь крови?
— И кто выиграл сражение?
— Чтобы это узнать, достаточно одного взгляда на лицо Марка Красса.
— А кто проиграл?
— Бедное уличное отребье, которое собирает жалкие остатки своего скарба и мечтает о днях, когда у них была крыша над головой! — Мужчина рассмеялся. — И несчастный хозяин этой руины. Вернее, бывший хозяин. Отлучился за город, когда это случилось. Бестолковщина. Был настолько опутан долгами, что, говорят, покончил с собой, когда ему сообщили о пожаре. Крассу пришлось иметь дело с его скорбящим сыном, из которого, не приходится сомневаться, он выжал все, что мог. Говорят, что за те деньги, за которые он распрощался со своим имуществом, не доедешь до Байев. И ты хочешь сказать, что он всего лишь сметлив? — Мой собеседник сузил свои крысиные глазки и в приступе восхищения сжал свои пухлые губы.
— Но ему придется оплатить перестройку здания, — подсказал я.
Человечек лукаво выгнул бровь.
— Необязательно. Учитывая перенаселенность этого квартала, Красс вполне может оставить этот участок незастроенным. По крайней мере, на время. Тогда он сможет повысить плату за проживание в соседнем доме и не даст ей упасть. Этот дом он тоже купил. За бесценок, во время пожара у охваченного паникой глупца.
— Ты имеешь в виду тот дом, который едва уберегли от пламени? Вон тот, откуда постоянно выходят люди в сопровождении дюжих молодцов, похожих на громил из уличной банды?
— Это работники Марка Красса; они выселяют жильцов, которые не могут вносить новую плату за наем.
Мы наблюдали за тем, как тощий старик в поношенной тунике осторожно вышел из ближней двери дома с большим мешком, болтавшимся у него за спиной. Один из громил нарочно подставил ему ножку, мешок соскользнул с его плеч, и содержимое мешка высыпалось на землю. Из нагруженной повозки выскочила женщина и обрушилась с руганью на работников Красса, помогая старику подняться на ноги. Второй страж покраснел и с досады отвел глаза, но зачинщик скандала только расхохотался, да так громко, что все вокруг нас, не исключая и Красса, посмотрели в его сторону.
Мой новый знакомец ухватился за случай попасть на глаза великому человеку.
— Тебе не о чем беспокоиться, Марк Красс, — закричал он. — Какой-то непокорный жилец испускает ветры на одного из твоих слуг! — Он издал крысиный смешок. Нестираемая улыбка Красса слегка дрогнула, и он недоуменно уставился на говорившего, словно пытаясь припомнить, кто бы это мог быть. Потом он отвернулся и продолжил заниматься своими делами. Человек с крысиной мордочкой задрал кверху свой длинный нос, довольный своим триумфом. — Вот, — сказал он. — Ты заметил, как усмехнулся Красс, услышав мою шуточку? Марк Красс всегда смеется моим шуткам.
Я с отвращением повернулся к нему спиной и зашагал так быстро, что совсем не смотрел, куда иду. Я врезался в полуголого, покрытого сажей раба с переброшенной через плечо веревкой. Веревка ослабла, и он оттолкнул меня в сторону, крича, чтобы я был повнимательнее. Участок стены с грохотом упал мне под ноги, рассыпавшись на кусочки, словно засохшая глина. Если бы я не натолкнулся на раба, то очутился бы под обломками и, вероятно, погиб бы на месте. У меня под ногами клубилось безобидное облачко сажи, оседавшей на кромку моей туники. Чувствуя чужой взгляд у себя на затылке, я оглянулся и увидел Красса, который смотрел на меня. Без тени улыбки, как нельзя более серьезный, он суеверно кивнул, признавая необъяснимую удачливость едва не погибшего незнакомца. Потом он отвернулся.