Римская волчица. Часть 2
Шрифт:
— Ну да, ну да. Именно это мой отдел и транслирует публике.
Электра обреченно смотрела, как Антоний, оставив в покое синтезатор, направился к ее амбьянс-проектору.
— Ну что ты его терзаешь! Хватит уже.
— У тебя тут свет, как в прозекторской. Никогда не спишь, ничего не ешь, антистресс жрешь пачками, как я вижу…
Электра уставилась на него, задрав брови, но Антоний и не думал останавливаться.
— Такими темпами ты скоро с ума сойдешь, а это, прости за прямоту, уже будет опасно для окружающих.
— Знаешь, мне было бы проще,
— Это что? Еще воды мне предложи. У тебя скрипт что ли написан.
— Ты пальцы разбила.
Электра с удивлением заметила вмятину на пластиковом покрытии. Похоже, диктаторское кольцо можно использовать как кастет. Если он снова скажет ей «успокойся», она проломит ему голову.
— Потеряешь адекватность — потеряешь авторитет, — спокойно, даже бережно, сказал кузен. — И никакие алгоритмы тогда не помогут.
— А я теряю? — Она расплескала воду, стакан пришлось отставить. — Кто болтает? Квинт? Люций? Не может быть.
— Никто не болтает. Все хорошо. Пока.
— Тогда с чего ты взял, что я с ума схожу? Нормально же работали.
Она прикрыла глаза и несколько раз выдохнула, пытаясь взять дыхание под контроль. Получалось плохо. Еще не хватало расклеиться. Электра зло прикусила губу. Антоний протянул к ней руки, показывая пустые ладони.
— Смотри, я сдаюсь. Я на твоей стороне.
— Успокаиваешь?
— Конечно, успокаиваю, зачем я еще тут. Кампанию тебе что ли планировать?
Она помотала головой.
— Вот! Для этого у тебя вояки есть. Ты следишь, чтоб они не потеряли человеческий облик, а я — чтобы ты.
Теперь в груди необъяснимо ворочался неприятный ком. Приходилось признать, что с человеческим обликом дела обстоят неважно.
— Давай. Ставь свой диагноз.
— У тебя передоз информацией. Отдала мне кусок работы и готовишься хватать следующий, да? И нервное перенапряжение, смотри, ты уже на людей кидаешься.
Электра села.
— Диктатор — это не тот, кто должен выиграть войну в одиночку. Это никому не по силам, и такая ответственность любого раздавит. Даже тебя, моя прекрасная сестра. Ты должна быть в состоянии быстро принимать решения, желательно, верные…
— Человеческий фактор. Разумная отмычка для военачальников.
— Да. И олицетворенное гражданское чувство, которое им подскажет, в какие двери не стоит ломиться. И, знаешь, что бы я ни говорил о Тарквиниях — хорошо, что вас на этой вершине двое.
Ей удалось выдохнуть, и Антоний наконец-то улыбнулся. И не удержался, сунул ей добытый из синтезатора сок.
— А почему ты про Квинта спросила? Он ко мне приходил.
— Да?
— Вся та история — удар по его профессионализму. А ведь он пожертвовал семьей и именем, чтобы стать патрицием. Пытается понять, что произошло. И с Малаком, и когда тебя заперли. Не привиделось ли тебе, что там был кто-то злонамеренный, а если был, то куда делся.
— Малака я Квинту ни за что не забуду. Что бы он там ни пытался. — Она быстрыми глотками выпила чертов сок, стараясь не стучать зубами о стакан. — Насколько бы легче было, знай я, что с Малаком все в порядке. И где он. А, что говорить! Было бы легче, если б я знала, что я не одна, не сошла с ума и не сплю.
— Так давай я тебя ущипну! — Кузен со смехом протянул смуглую лапу, Электра тоже рассмеялась и шлепнула его.
— Да ну тебя!
— Вот видишь, не спишь, дерешься и теряешь контакт с реальностью! Если бы твой прекрасный адмирал не извел всех кризисных психологов на корабле, то кто-нибудь из них мог тебе рассказать про дереализацию. У нас война вообще-то.
— Да ну тебя еще раз!
Антоний смешно наморщил нос, а лапы отнюдь не убрал. Пришлось его снова шлепнуть. Настроение вдруг улучшилось. Наверное, в соке было тонизирующее.
— Антоний, ну нашел время! Сейчас быстро покажу, зачем мне преторианцы!
— Вот и я толкую тебе о преторианцах! — Антоний изобразил на роже лживое раскаяние, но отнюдь не оставил поползновений.
Электра на один миг представила, как легко было бы с ним. Как с ним уже легко. Весело — без напряжения всех душевных сил, неожиданно — без постоянной тревоги. Можно просто шутить, а не идти по минному полю; принимать заботу, не думая, что должна взамен. Он не тикает, как бомба, а когда спорит с ней — то горячо, но не насмерть, не уничтожая словом и взглядом. А если дать ему по рукам, то ничего плохого не случится — никакого хлопанья дверьми, испорченного вечера, никакого чувства вины.
— Ладно-ладно, не бей меня! Помогите! Э!
Какие у них могли бы быть виртуозные па-де-де в общественном инфополе и долгие вечера вдвоем, с чаем и розами. На Земле, в другой жизни. Которая никогда не случится.
— Жестокая женщина! — Антоний посерьезнел. — Ты сама-то не видишь свой ресурс?
— Какой еще ресурс? — Она покачала головой, вытряхивая вон видение круглого стола, скатерти, чашек. Должно быть, так проводили вечера родители Антония. — Какой у меня ресурс, кроме бесконечной информации и бесконечного доступа? Это замечательно, но я как будто вся там. Перевелась в цифру. Приходится легионерский кросс бегать, чтоб почувствовать себя в реальности.
— Уже теплее! Ты ведь его с легионерами бегаешь? И тренируешься с ними. И в стрельбах участвуешь.
— Ну а с кем. Знаешь, сколько я отжаться могу?
— Уверен, что много. Ты все правильно делаешь. И легионеры от тебя в восторге!
— Не знаю, по-моему, с трудом терпят. Я им общее время забега на полторы секунды снижаю.
— Зато я знаю. Ты к ним по-человечески отнеслась, вникла в потребности, ни разу не назвала нелетными частями. Вернула им их легата максимуса. И главное — ведешь их в бой.