Римский орел
Шрифт:
— Ты! Пистолет. Брось! — скомандовал раскрашенный на ломаном английском.
Глава десятая,
в которой Черепанов узнает кое-что о религиозных пристрастиях кентуриона, а также о том, как тот решает проблемы и пресекает разногласия
— Оставь его, — сказал Геннадий римлянину. — Давай лучше пожрем горячего. Вон у них горшок с похлебкой. И искать не надо.
— Успеем, — отмахнулся Плавт. — Ну все, дед! Прощайся с ухом!
Кентурион схватил старика за волосы… Но довести операцию
— Эй, Череп! Ты что делаешь? — Римлянин рванулся, но освободить руку с ножом из захвата Геннадия ему не светило. — Ты спятил! — выкрикнул кентурион, отпустил деда, замахнулся… И оказался в совершенно беспомощном положении. Нож, выпавший из его пальцев, глухо стукнул о земляной пол.
Старик квеман с опаской наблюдал за этой сценой.
— Предатель! — зарычал Гонорий, делая безуспешные попытки вывернуться из борцовских объятий Черепанова. — Помет стервятника! Я тебя убью!
Геннадий внезапно разжал руки. Рванувшийся римлянин едва не упал. Но тут же развернулся и схватился за оружие.
Подполковник демонстративно скрестил руки на груди.
Острие укороченного квеманского копья остановилось в ладони от его горла.
— Не стоит, — спокойно произнес Геннадий. — Мы нужны друг другу. И деда не трогай. Не надо.
— Пошел ты к Орку! — в ярости закричал римлянин. — Я ремней нарежу из этого старого пня!
Подполковник покачал головой:
— Нет.
— Да!
— Тогда начни с меня.
Римлянин несколько секунд бешено глядел на Черепанова. Широкое железное перо наконечника маячило в дециметре от сонной артерии. Геннадий знал, что если Гонорий захочет его убить, то так и сделает. Он умел пользоваться оружием этого времени не в пример лучше Геннадия. Но подполковник не сомневался, что кентурион не ударит. Черепанов просто и мысли не допускал, что такое возможно. И знал, что его уверенность сама по себе способна предотвратить удар. Настоящего врага такое, конечно, не остановит, но Гонорий — не враг…
— Но почему? Что тебе этот старый пень? — в сердцах воскликнул кентурион, опуская оружие.
— Не хочу, чтобы ты его трогал, вот и все.
— Но как я тогда узнаю, где спрятались его бабы? — В голосе кентуриона звучали обида и разочарование.
— Неужели ты не можешь воздержаться от женщин неделю-другую? — с легкой иронией спросил Геннадий.
Гонорий в сердцах метнул свое оружие. Квеманское копье с обломанным древком рассекло воздух — так близко от головы Черепанова, что у того даже волосы шевельнулись, — и воткнулось в стену.
— Ты не понимаешь, варвар! — напыщенно воскликнул римлянин. — Приап — мой бог! Если я не стану служить ему, он не пошлет мне ни удачи, ни милости!
— Сядь, — предложил Черепанов. — Давай мыслить логически.
— Логически… — проворчал Плавт. — Вот еще… Будто я какой-нибудь долбаный грек… Мне эта тухлая логика еще в школе надоела. Логически! Тьфу!
Тем не менее он уселся на скамью, и Геннадий тут же подсунул ему горшок с похлебкой и черную корявую ложку.
Пару минут они молча наворачивали густой квеманский супчик.
Стойкий дед глядел на них сычом, но не таковы были Геннадий с Гонорием, чтобы от недоброжелательного взгляда у них пропал аппетит.
— Ну, — сказал Плавт, когда горшок опустел, — что ты там о логике толковал?
— Почему ты думаешь, что твой бог подобен крысе? — осведомился Черепанов.
— Что?!
— А то! Только крыса жрет все подряд, любую дрянь, которую можно сожрать. Думаешь, он хочет, чтобы ты, как бестолковый щен, запрыгивал на все, что движется? Может, дело не в боге Приапе, а в твоем собственном приапе? Может, тебе нравится… сам процесс?
Кентурион нахмурился:
— Ну… Допустим, тоже нравится. Ну что? Почему не должно нравиться мне, если нравится моему богу?
— Ладно, — не стал спорить Геннадий. — Но ты сам говорил, что у тебя три месяца не было женщин.
— Говорил.
— И что твоему богу это не нравится, говорил?
— Говорил.
— И вот, в результате ты оказался на свободе и в хорошей компании! — Черепанов ухмыльнулся и ткнул себя в грудь.
— Возможно, моему богу еще меньше нравилось, что я не могу ему служить, — возразил Плавт.
— Допустим. Но в таком случае что ты суетишься? Твой бог наверняка обеспечит тебя всем необходимым.
Кентурион усмехнулся:
— А ты здорово наловчился болтать по-латыни, варвар! Ладно, не стану отрезать деду уши. Поглядим, прав ты или нет.
Он подошел к стене и выдернул из бревна оружие.
— Я не буду отрезать ему уши… — Римлянин молниеносно повернулся — и старик, хрипя, опрокинулся с лавки. — Я его просто убью, — закончил Гонорий, наступая старому квеману на живот и выдергивая оружие.
Изо рта деда хлынула кровь, и он умер.
— Не оставлять врага за спиной — так меня учили, — бросил кентурион мрачному Черепанову. — Пошли! Чует мое сердце, если его семейка вернется, то вместе с ними заявится целая прорва разъяренных варваров. Все же зря ты порубил их богов!
— Не зря. — Геннадий закинул на спину мешок. — От этого мы с тобой станем проворней.
— С чего бы?
— Будем знать, что с нами сделают, если поймают.
Глава одиннадцатая,
в которой Геннадий Черепанов вновь обращается к воспоминаниям
Туземные боги, духи, зомби и прочая нечисть — существа разнообразные, капризные и непредсказуемые. Но всех объединяет одно: стремясь им угодить, люди совершают такие паскудства, о которых даже думать тошно. И при этом абсолютно уверены, что имеют право.
Индейцев в хижине было четверо. Вождь с лицом, смахивающим на перезрелую грушу, колдун (нечто неописуемое и омерзительное), толмач — амбал-полукровка с добавкой негритянской крови, и мелкий, похожий на тощего пацана индеец по имени Тца. Тца единственный вел себя естественно: вертел ножом перед носом привязанного к стулу Геннадия. Тца был в бешенстве. Он вопил, шипел и плевался.