Римский орел
Шрифт:
Время шло, сумрак над головами сгущался все более, и Катон, ощутив, как вдоль хребта его проскользнула струйка холодного пота, решился нарушить молчание.
— Командир?
Макрон, размеренно шагавший по промерзшей земле, повернул голову.
— В чем дело, парнишка?
— Далеко ли еще до деревни, командир?
— Ты хочешь знать, когда мы выберемся из чащи? — улыбнулся Макрон.
— Да, командир.
— Через несколько миль деревья вокруг поредеют, а к полудню мы доберемся до места. Не беспокойся, все эти заросли только кажутся страшными, а на деле они вполне безобидны.
— Но… вдруг на нас нападут?
— Нападут? — усмехнулся Макрон. — Кто? Уж не те ли придурки, к которым мы собрались наведаться? Боязливые, простодушные землепашцы? Да им это и в голову не придет. Конечно, есть и воинственные германцы, но ближайшие шайки таких варваров шастают по тому берегу Рейна, а это от нас далеко. Так что успокойся, малыш, а то наши девочки начнут нервничать. — Макрон ткнул пальцем в легионеров, и те насмешливо загоготали. Катон покраснел и умолк.
Когда наверху наконец стало нет-нет да и поблескивать солнце, непреложно свидетельствуя, что чащоба заканчивается, солдаты несколько приободрились, и вскоре над неуклонно ползущей к своей цели колонной вновь повисло облако привычного для таких переходов бездумного гомона. Слышались шутки, смех и беззлобная брань.
Мало-помалу лес расступился, и колонна вытекла на освещенную зимним утренним солнцем открытую местность. Теперь вокруг потянулись примитивные, сложенные из торфяных брикетов лачуги, над которыми вились струйки дыма. Но ни людей, ни скота возле них видно не было, хотя откуда-то издали доносилось отдаленное блеяние и мычание. Редкие, не успевшие убраться с дороги селяне останавливались и молча смотрели на римлян. На их темных морщинистых лицах нельзя было прочитать ничего.
— Дружелюбные ребята, а? — заметил знаменосец.
— Похоже, мы им не в диковинку, — отозвался Катон. — Я представлял их себе не такими.
— А какими же ты их себе представлял?
— Рослыми, злобными и воинственными. Так говорят о них в Риме.
— Так и есть, — сказал знаменосец. — Их воины именно таковы. А это всего лишь мирные землепашцы. Они везде одинаковы. Страшатся солдат и стараются не высовываться. За каждой дверью, — он кивнул на хижину, мимо которой они проходили, — сидит целиком все семейство и молится, чтобы мы поскорее прошли.
Тут от головы колонны по цепочке прошел приказ встать. Легионеры замерли, ожидая дальнейших приказов. Вскоре центурионов кликнули к командиру когорты, и Макрон, находившийся дальше всех от места сбора, припустил туда легкой рысцой. Вителлий ожидал подчиненных на гребне возвышенности, и Катон предположил, что, перевалив его, дорога пойдет вниз. Совещание было недолгим, и центурионы опять побежали к своим бойцам. Увидев вопрос в глазах знаменосца и оптиона, Макрон улыбнулся.
— Нужное нам поселение находится за возвышенностью. Трибун хочет обойтись без лишней шумихи. Он берет с собой только первую центурию. Остальные должны выстроиться на гребне, у всех на виду. Для вразумления тех, кто решит заартачиться.
— А почему мы идем не все, командир? — спросил Катон. — Зачем нам делить отряд?
— Потому что таков его приказ, парень, — отрезал Макрон, но тут же смягчился. Все-таки оптион, при всей своей неопытности, задал вполне разумный вопрос. — Трибун не хочет слишком уж раздражать местных жителей. Мы просто возьмем под стражу их заправилу, соберем ценности и уйдем. Если к ним нагрянет большой отряд, они могут перепугаться и наделать глупостей.
— Наделать глупостей? Но… каких?
— Хрен их знает, — лаконично ответил Макрон и пожал плечами, давая понять, что тема закрыта. — Не думаю, что кучка крестьян может набросится на регулярную римскую когорту. Но в любом случае приказ есть приказ. А! Дело пошло! Ступай-ка на место.
Вителлий во главе первой центурии исчез за холмом, а остальные подразделения потекли вправо и влево по его гребню. Шестая центурия, выждав, когда они разойдутся, заняла место в центре полукольца, и Катон, державшийся, как ему было велено, возле центуриона, оказался перед солдатским строем, глубиной в четыре шеренги и развернутым по фронту на сто шагов. Дорога дальше, как он и думал, плавно сбегала по пологому склону к излучине вытекавшей из леса реки.
Размер поселения его поразил. Он ожидал увидеть жалкую кучку кособоких лачуг, обнесенных убогим плетнем, но вместо этого его взору предстали сотни вполне добротных, где каменных, где деревянных, строений, окруженных заполненным водой рвом и высоким земляным валом. По обе стороны от закрытых ворот дыбились две башни, господствовавшие над узким подъемным мостом. От гребня холма и до моста было добрых полмили, и, пока когорта перестраивалась, первая центурия успела преодолеть лишь половину этого расстояния. На первый взгляд казалось, что поселение почти не отреагировало на появление римских солдат, лишь две-три фигурки с явной ленцой поднялись на оборонительный вал поглазеть на пришельцев.
Все выглядело так мирно, что бойцам резерва было позволено перекусить, и солдаты полезли в свои вещевые мешки. Катон тоже достал полоску вяленой говядины и вонзил зубы в жесткое, но весьма пахучее мясо. Поход по морозцу пробудил в нем аппетит, и он энергично работал челюстями, не забывая при том любоваться развернутой перед ним панорамой. Неожиданно внимание его привлекло движение на дальней стороне поселения. Три фигурки с копьями и щитами бежали к лесной опушке. Юноша обернулся и увидел, что там, где минут пять назад едва курились тощие струйки дымков, теперь к ясному небу поднимается густой столб грязновато-серого дыма.
— Командир! — окликнул он Макрона. — Взгляни-ка!
— Что?
— Там, командир! — Катон показал пальцем, где. — Там бегут люди. Вооруженные люди.
— Да, бегут, — согласился Макрон.
— Что нам следует теперь делать?
— Делать? — Макрон призадумался. — Да ничего. Они слишком далеко, чтобы что-нибудь предпринять. К тому же их всего трое.
— Может быть, нужно доложить о них трибуну?
— Нет смысла, — пожал плечами Макрон.