Ринг за колючей проволокой
Шрифт:
Сев на широкую табуретку, Густ сказал:
– Рейхедойчи – немцы Великой Германии! Вы совершили тяжелые грехи и отбываете заслуженное наказание. Но мы, командование, понимаем ваше печальное положение. Мы идем вам навстречу, желая облегчить вашу участь. Комендант Бухенвальда штандартенфюрер Карл Кох передает вам свое немецкое сочувствие и просит сообщить, что каждый из вас имеет возможность зарабатывать деньги. Вы должны выявлять активных политических и уничтожать их. Комендант Бухенвальда штандартенфюрер Карл Кох обещает за каждого убитого активиста выплачивать
– Это мы просто, – воодушевленно прорычал Громила, – только считайте!
– А как платить будете, поштучно или десятками? – спросил Джонни-профессор, прикидывая в уме будущие барыши.
Олесс молча почесал затылок. Он вспомнил слова Гельмута Тимана: «Помните, за каждого политического отправим в крематорий двух зеленых». Тут, кажется, заработаешь на свою шею…
– Спокойно! – Фриц Рэй поднял руку. – Лагерфюрер еще не кончил.
– Вам принесут боксерские перчатки, – продолжал Густ, – дело должно делаться без лишнего шума, чисто. Организуйте подобие спортивных состязаний. Докажите превосходство силы и духа высшей арийской расы!
«Вот это, кажется, идея! – Олесс ухватился за мысль лагерфюрера. – Тут уже не подкопаешься. Что ж, держись, политические!»
Глава седьмая
Если Большой лагерь Бухенвальда называли адом, то Малый лагерь, расположенный в северной стороне, можно было бы окрестить адом в аду. Этот лагерь считался карантинным. Сюда пригоняли пленников со всех стран Европы. Одних отсюда отправляли в другие лагеря, других оставляли в рабочих командах, третьих – уничтожали. Тысячи узников умирали от голода и болезней.
Андрей попал в шестьдесят второй блок Малого лагеря. Бурзенко уже побывал в трех концлагерях, но вид этого барака заставил его содрогнуться.
Четырехэтажные нары были разделены вертикальными стойками на отсеки чуть больше метра в ширину и в высоту. В каждом таком кубике находились пять-шесть человек. Люди лежали, плотно прижавшись друг к другу. Громко бредили тифозные, истерически кричали сумасшедшие. В воздухе стоял удушливый запах пота, гниения.
Новички, осматриваясь, столпились в центре блока.
Андрей услышал за своей спиной голос:
– Вот они, салаги!
Бурзенко обернулся. В дверях стояли трое в полосатой одежде заключенных. На их куртках были зеленые значки. Андрей сразу отметил, что они не были так истощены, как остальные обитатели блока. Андрея поразило, что у одного из них под горбатым носом темнели тонкие холеные усики. Видимо, этот тип имел возможность следить за собой. Стоявший рядом белобрысый верзила что-то тихо сказал своим партнерам, показывая на Андрея, а затем крикнул:
– Эй ты, галоша, плыви сюда!
Андрей не тронулся с места. Трое направились к нему. Белобрысый, бесцеремонно ощупывая куртку Бурзенко, смачно прищелкнул языком. Тип с усиками – это был одесский вор Соколов, – засунув руки в карманы брюк, небрежно кивнул белобрысому:
– Киля, скинь этот макинтош.
Белобрысый, оглядев Андрея, нарочито вяло ответил:
– Он не скидывается.
Соколов ленивым движением полез в боковой карман, вытащил тряпку, очевидно заменявшую носовой платок, и тем же ленивым движением поднес ее к своему носу. Андрей заметил, что в тряпке блеснуло лезвие ножа. Смерив Андрея взглядом, Соколов спросил:
– А почему ж он не скидывается?
– В нем, кажется, человек.
– Киля, а ты его вытряхни.
Андрей понял, что словесные объяснения не приведут к мирному результату. Нахалы не отвяжутся. Решившись, он резко шагнул к Соколову.
Удар был настолько молниеносным, что никто не успел его увидеть. Нелепо взмахнув руками, бандит плюхнулся на пол. Нож отлетел в сторону. Оба напарника Соколова бросились к двери.
Заключенные, притаившиеся на нарах, радостно выглядывали из клетушек.
– Вот это дал!
Соколов с перекошенным лицом пополз на четвереньках к выходу. Со всех сторон в него полетели деревянные башмаки. Кто-то запустил ему вслед миской:
– Получай, гадина!
Узники с симпатией рассматривали новичков.
– Эй, хлопец, – позвали Андрея из одной клетушки, – подойди сюда.
Бурзенко подошел.
– Лезь, хлопец, есть местечко!
В отсеке уже находилось четыре человека. Они потеснились и освободили Андрею место.
Бурзенко вытянулся на жестком вонючем тюфяке: как он устал за этот день!
Посыпались вопросы: откуда родом, за что попал в Бухенвальд, где воевал? Черноглазый скуластый парень, лежавший рядом, дружески улыбнулся:
– Русиш?
Он пожал Андрею руку и, ткнув себя в грудь пальцем, сказал:
– Славко. Партизан. Югославия.
Вторым соседом оказался чех Иозеф. Дальше бок о бок с ним лежали поляк Беник и украинец Иван Пархоменко, тот, который назвал Бурзенко хлопцем.
– А знаешь, кого ты стукнул? – спросил Пархоменко. – Это одесский вор Соколов. Он набрал банду, которая хозяйничает тут. Издеваются, хлеб забирают, одежду…
Пархоменко говорил с украинским акцентом. Андрей обратил внимание на левое ухо нового знакомого. Оно было наполовину срезано.
– Это гестапо… за отказ работать на немцев, – пояснил Пархоменко, перехватив взгляд Андрея.
Иван Пархоменко, слесарь из Днепропетровска, попал в Бухенвальд за организацию вредительства и саботаж на восстанавливаемом немцами заводе.
Славко и Пархоменко не новички, они в бараке давно и охотно рассказывают о лагерных порядках. Через час Андрей уже знал, что все заключенные Бухенвальда носят отличительные треугольники. Их пришивают на куртках с левой стороны груди и на брюках. А над ними кусок белой материи с номером. Цвет треугольника обозначает «состав преступления»: зеленый – уголовники, красный – политические, черный – саботажники, фиолетовый – представители религиозных культов, и т.д. А буквы на треугольниках обозначали национальность: «R» – русские, советские, «F» – французы, «Р» – поляки… Чистые треугольники, без букв, носят только немцы. А евреям пришиваются два треугольника, образующих шестиконечную звезду.