Rise
Шрифт:
— Ты думаешь, мне будет там без него легко одной? — выпалила она, в ее глазах стояли слезы.
Поттер нахмурился еще сильнее и посмотрел на нее печальным, виноватым взглядом.
— Прости, — сказал он.
— Поттер, ты тут совершенно не виноват, не делай такое лицо. Все только из-за меня. Это же я — бывший Пожиратель Смерти. Метка напоминает мне об этом каждый день, — горько проговорил я, до боли сжав кулаки. — Я сам закрыл для себя все возможности.
— Ты искупил свою вину настоящими поступками, Малфой. Я считаю, что в
— Видимо, некоторые вещи не прощаются, — вздохнул я. Сейчас я был настолько растерян, что совершенно не представлял, что теперь делать. — Суд счел мою болезнь достаточным наказанием, но, видимо, мое излечение министерские восприняли, как достаточное поощрение за все, что я сделал за весь седьмой курс Хогвартса.
— Неужели совсем ничего нельзя сделать? — спросила Гермиона.
— Прости, я уже сделал все, что только вообще мог, — виновато пожал плечами Поттер. — Клянусь тебе, если бы был хоть один шанс, я бы его использовал.
— Спасибо, Гарри, — грустно улыбнулась она. — Раз никакие разрешения для Драко подписывать не нужно, мы, пожалуй, пойдем.
— Ты же не передумаешь ехать? — спросил Поттер, склонив голову.
— Я не позволю ей передумать, — заверил я его. — Спасибо тебе за все.
Поттер порывисто поднялся, обошел стол, снова крепко обнял Гермиону, пожал мне руку и, шумно вздохнув, проговорил:
— Вы со всем справитесь, обязательно. Зная ваше упрямство, я в это верю безоговорочно.
— Спасибо, Гарри, — тихо сказала Гермиона.
— Поттер, ты и так сделал больше, чем я заслуживаю, так что не нужно так хмуриться, — добавил я, глядя на его сдвинутые к переносице брови и плотно сжатые челюсти.
— Я постараюсь еще хоть как-то посодействовать тебе, — покачал головой он. — Гермиона, мы с Джинни вечером зайдем к тебе, хорошо?
— Конечно, буду ждать, — кивнула она.
Мы попрощались и вышли из кабинета, в молчании направившись к лифтам. Я не знал, что говорить, и Гермиона, похоже, тоже не могла подобрать нужных слов. Мы слишком понадеялись на то, что Поттер уладит все мои вопросы с поездкой в Академию, и все закончится хорошо. А теперь нужно было свыкнуться с мыслью о том, что так, как мы хотим, не получится.
Выйдя на улицу, мы остановились. Гермиона смотрела куда-то в землю, а я не знал, что сделать, чтобы ей стало легче: оставить в покое и не раздражать лишний раз пустыми словами о том, что мы со всем справимся, или крепко обнять и попытаться утешить. Я выбрал второе. Прижав ее к себе, я почувствовал, как дрожат мелкой дрожью ее плечи.
— Тише, родная, — прошептал я. Ком в горле мешал мне нормально говорить.
— Получается, все, что мы делали весь это год, было зря, — тихо проговорила она.
— Разве? — удивленно спросил я. — Тебе это только кажется. Я был ужасно рад каждый день переписываться с тобой, обсуждать зелья и многое другое, приезжать к тебе в Хогсмид почти каждые выходные, варить вместе зелье на рождественских каникулах, работать над статьей и отчетом для Академии. Это было здорово, а еще мы помогли отцу, и маме стало полегче от этого. Сколько прекрасных часов мы провели вместе…
— Ты прав, — согласилась она и почти бесшумно всхлипнула. Я скорее почувствовал это, чем услышал. — Просто я не могу поверить, что они запретили тебе ехать в Стокгольм.
— Придется с этим как-то смириться, — как можно мягче проговорил я.
Гермиона обвила руками мою спину и вздохнула. Мне было так тяжело, что я еле сдерживался, чтобы не дать волю эмоциям, бурлившим во мне. Сцепив зубы я отстранился от Гермионы и посмотрел ей в глаза.
— Тебе нужно домой, еще ведь вещи собирать, — сказал я.
— Я не хочу сейчас оставлять тебя, — она отрицательно покачала головой.
— Лучше все же иди.
— Прогоняешь меня?
— Нет, конечно же нет, — порывисто заверил я. — Но мне нужно сейчас побыть одному. Так что езжай домой, складывай сундук и готовься к вечерней встрече с Гарри и Джинни. И потом, завтра ведь тоже будет насыщенный день, так что сегодня определенно необходимо все успеть.
— Ладно, — сдалась она. — Тогда до завтра? — Гермиона посмотрела на меня печальным взглядом.
— Да, до завтра, — я поцеловал ее в макушку, еще раз прижал к себе на мгновение и, развернувшись, быстро зашагал по улице, боясь даже оглядываться.
Холод прошелся по моей спине, я кусал губы, чтобы хоть как-то успокоиться, но даже боль и противный металлический привкус крови не помогли мне сразу же прийти в чувство. Я спешил домой, чтобы закрыться у себя в комнате и хорошо все обдумать.
*
Утром я поднялся, как только за окном появилась едва заметная полоска рассвета. Мне не спалось, и я был на нервах, но к этому моменту стало гораздо легче воспринимать действительность, хоть у меня еще не было ответов на все вопросы. Но кое-что я уже совершенно отчетливо понял.
С нетерпением дождавшись, пока проснется мама, я все ей рассказал, не утаивая ни единой мысли. Она, конечно, сначала расстроилась, узнав о том, что я не смогу обучаться в Академии зельеваров, но поддержала меня и пообещала, что согласится с любым моим решением относительно дальнейшего выбора пути.
А потом она помогла мне выбрать подарок, который я хотел преподнести Гермионе сегодня вечером. Маленькая, обитая бархатом коробочка легла во внутренний карман мантии, чтобы дождаться своего часа.
А сразу же после завтрака, который, надо признать, с трудом лез мне в глотку, в окно столовой постучалась большая серая сова. Забрав у птицы письмо, я удивился изумрудным буквам, каллиграфически выписанным на конверте знакомым почерком. Распечатав конверт, я развернул пергамент и начал читать.