Rise
Шрифт:
С уважением, старший декан Стокгольмской академии зельеваров,
Элиас Ларссон
Я дочитал и поднял недоуменный взгляд на Гермиону. Она стояла, плотно сжав губы, и не шевелилась, и смотрела на меня.
— Что это значит? — я протянул руку с зажатым в ней письмом. — Ты не едешь в Академию зельеваров?
— Нет, — покачала она головой. — Не еду.
— Но, — я нахмурился. — Там, в письме сказано, что… — меня осенила одна догадка, но я боялся даже думать на эту тему. Шумно вздохнув, я продолжил: — Они не смогли сварить зелье. Но
— Это значит, что у нас был последний нужный компонент, — прошептала Гермиона, глядя мне в глаза.
Я на мгновение перестал дышать. Только молча смотрел на нее, боясь, что это все мне снится, и сейчас я проснусь, или что я что-то неправильно понял и принимаю желаемое за действительное.
— Получается… — нерешительно начал я.
— Я люблю тебя, — прошептала она, и из ее глаз полились слезы. — Я знаю, я сомневалась в истинности этого чувства, но так ведь и правда случается, только теперь я…
Я не слушал больше. Я ничего больше не хотел знать. Мне больше ничего в этом мире не было нужно в этот момент. Кроме одного.
Я сделал ровно три шага, чтобы преодолеть разделяющее нас расстояние, и заключил ее в объятия. Прижимая ее к себе, чувствуя пальцами сквозь тонкую ткань мантии ее тепло, ощущая ее ускоренное сердцебиение, вдыхая яблочный запах ее волос, я был невероятно счастлив. Сейчас казалось, что мы летим, а не стоим на земле. Все, как я мечтал когда-то: воспарить над миром, будто не существует в жизни ничего, кроме свободы. Только вот в руках я держал самого дорогого для меня человека, и это было куда лучше одинокого полета.
— Я скучала по тебе, Малфой, — прошептала она мне на ухо, спустя какое-то время.
Я нахмурился и немного отстранился.
— Гермиона, может быть, будешь называть меня по имени?
Она слабо улыбнулась и снова прижалась ко мне. Я закрыл глаза, слушая ее дыхание.
— Я тоже очень скучал, — пробормотал я. — Без тебя все не так.
— Да, даже поспорить не с кем, — хмыкнула она и провела рукой по моей спине. По телу тут же пробежала дрожь.
— Гермиона, — позвал я и улыбнулся: мне нравилось называть ее по имени.
— Что? — отозвалась она и подняла голову, посмотрев мне в глаза.
— Можно тебя поцеловать?
Она хитро улыбнулась, в глазах заплясали искры веселья.
— Ты запомнил.
— Ты доходчиво объяснила, — проворчал я. — С тобой спорить просто невоз…
— Можно. Можно поцеловать, — прошептала Гермиона.
Больше повторять не нужно было, я склонил к ней голову и осторожно поцеловал, обхватив ее лицо руками. Она ответила на поцелуй, а у меня слегка закружилась голова.
*
Спустя какое-то время мы все же сели на поваленное дерево, потому что я больше не мог стоять. Гермиона положила голову мне на плечо, и вложила ладонь в мои руки.
— Значит, уже тогда, когда мы варили зелье… — неуверенно проговорил я, нарушив тишину.
— Получается, что да, только я даже не догадывалась о чувствах к тебе. Хотя нет, наверное, я просто игнорировала их, — сказала она.
— Но как любовь может быть ингредиентом зелья? Это все-таки нематериальное понятие.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Возможно, важен какой-то из гормонов, который вырабатывается в организме человека в момент влюбленности. В средние века вряд ли мыслили такими категориями, вот и получилось, что у них среди компонентов есть просто любовь.
— Я даже не задумывался о таком. Ты столько всего знаешь. Как о магии, так и магловских технологиях и открытиях.
— Просто мне это все интересно. Я поделюсь с тобой информацией, если захочешь.
— Обязательно, — улыбнулся я. Мне сейчас было так легко и спокойно. — Гермиона, потанцуем?
— Что? — удивилась она.
— Я думал, что уже никогда не узнаю, что значит танцевать. Пожалуйста! — я поднялся с места и протянул ей руку, и она вложила свою ладошку в мою.
Странный это был танец: около озера, без музыки, с тростью в левой руке, но мы медленно кружились под свою собственную, только нам ведомую музыку. И это было здорово.
— Получается, что твоя любовь меня исцелила, — сказал я, остановившись.
— Общая, — покачала она головой. — Правда, ты сопротивлялся. Как вспомню ту жуткую неделю, когда ты был без сознания…
— Я уже просил прощения, — нахмурился я. — Обещаю больше так не делать.
— Договорились, — ответила Гермиона с улыбкой. — Нам, наверное, пора возвращаться в замок.
— Пожалуй, — я вздохнул. — Завтра последний день в Хогвартсе.
— Какие планы на послезавтра и последующие дни? — спросила она. Я взял ее за руку, и мы не спеша направились в сторону замка. Пока нас скрывали деревья, можно было спокойно держаться за руки, не боясь, что кто-то нас заметит.
— Не знаю. На экзамене по зельеварению я понял, что хочу заниматься зельями. Это то, что мне действительно интересно. Только я не знаю, как реализоваться. А твои планы? Теперь тебе не надо уезжать в Швецию.
— Я останусь преподавать в Хогвартсе. Но я все равно поступлю в Академию зельеваров. Пусть в следующем году, но это обязательно произойдет, — в ее голосе слышалось столько упрямства, что я усмехнулся. — А может быть, — сказала она после небольшой паузы, — ты тоже попробуешь поступать туда? Будем учиться вместе.
— Ты забываешь одну маленькую деталь: нам нужно будет создать зелье или что-то вроде того, а это не так просто.
— Ну и что? Один раз мы уже попробовали и были почти у цели. Попробуем еще раз, хочешь? Может, нам попытаться создать зелье для твоего отца, колдомедики же утверждали, что небольшие улучшения возможны при надлежащем лечении. Займемся этим вопросом и попробуем что-то придумать! — увлеченно проговорила она.
— Не знаю, — с сомнением протянул я.
— Поверь в себя! — сказала Гермиона, остановившись, и посмотрела мне в глаза.