Риск
Шрифт:
— Но он позволил. И это было отвратительно. — Я откусила очередной кусок хлеба с маслом.
— Девушке требуется время, чтобы привыкнуть к мужчине, — сказала леди Стэнтон.
— Я не имела ничего против, когда меня целовал Фрэнк, — заявила я. — Откровенно говоря, мне это даже нравилось.
У сквайра вырвался усталый стон. Он встал и подошел к окну. Леди Стэнтон смотрела на меня в явном замешательстве.
— Не беспокойтесь, — сказала я им. — Я не собираюсь выходить замуж за Фрэнка.
— Мы тебя очень любим, Джорджи, —
— Да, я знаю, — промолвила я.
— Боюсь, отсутствие приданого может помешать тебе и в Лондоне, — с тревогой заметила леди Стэнтон.
Это я тоже знала и уже подумывала о том, как бы выжать из лорда Уинтердейла несколько тысяч фунтов себе на приданое.
Однако быстро же я освоилась с преступной ролью вымогательницы.
— От матушки мне достались кое-какие драгоценности, — солгала я. — Возможно, их удастся продать.
Стэнтоны вздохнули. Все-таки долгие годы мы были друзьями. Они, конечно же, не одобряли мой план, но ничего другого предложить тоже не могли.
— Если тебе вдруг покажется, что все идет не так, как должно, напиши мне, и я немедленно приеду и отвезу тебя домой, — сказал сэр Чарльз.
Я улыбнулась и поблагодарила его. Я действительно была благодарна ему за это предложение, и в то же время мне было горько сознавать, что Уэлдон-Холл больше не является моим домом.
Ночью накануне отъезда из Уэлдон-Холла я сожгла все бумаги, собранные моим отцом с целью шантажа, включая и досье на лорда Уинтердейла. Я никогда бы не стала использовать эти сведения против бывших жертв моего батюшки.
Затем я написала по коротенькой записке каждому из пострадавших, кроме лорда Уинтердейла. Я решила по возможности быть краткой и изложить суть в нескольких словах:
Уважаемый (здесь я вставила подходящее имя), надеюсь, Вам будет приятно узнать, что известное Вам досье, которое я обнаружила в бумагах моего отца после его смерти, уничтожено.
Искренне Ваша Джорджиана Ньюбери.
Я еще раз пробежала записку глазами и осталась довольна собственной осторожностью и деликатностью. Я написала достаточно, чтобы успокоить жертву шантажа, но если письмо вдруг попадет к постороннему, он ничего не поймет из моих загадочных фраз.
Я отправилась в постель, стараясь не думать о том, как мне будет недоставать Анны.
Следующее утро застало меня на пути в Лондон. Я снова удобно устроилась в графском экипаже, причем на постоялых дворах, где мы останавливались по дороге, со мной обращались как с королевой.
Кажется, на сей раз я нервничала гораздо больше, чем в первый приезд в Лондон, когда я готовилась предстать перед старым лордом Уинтердейлом. Теперь мне в голову лезли разные мысли, а вынужденное дорожное бездействие мешало поменять их направление.
Начать с того, что, хотя последние две недели я только тем и занималась, что рассказывала всем знакомым лживые истории о мнимой доброте лорда Уинтердейла, истина заключалась в том, что он вовсе не был ко мне добр. Он был молод и вел себя со мной вызывающе дерзко, более того, внушал мне почти страх.
Конечно, у него не было никаких причин особенно любить меня. Я же пыталась его шантажировать, да простит меня Господь. Но за время короткого визита в Мэнсфилд-Хаус я успела понять, что притворяться подопечной лорда Уинтердейла — игра опасная.
Кроме того, оставалась еще леди Уинтердейл, которую лорд Уинтердейл вынудил оказывать мне покровительство. Скорее всего она меня уже ненавидит, я, со своей стороны, тоже не испытывала к ней симпатии.
Кэтрин, ее дочка, скорее всего окажется высокомерной молодой особой, которая будет свысока взирать на неотесанную провинциалку.
Что ж, пусть будет так, решительно сказала я себе, когда мы въехали на окраину Лондона. Как я и говорила сэру Чарльзу и леди Стэнтон, мне необходимо найти дом для себя и Анны, а для этого мне нужен супруг. Шантаж — грязное дело, и лорд Уинтердейл, вероятно, приложит все усилия, чтобы сделать мое пребывание в Лондоне невыносимым, но у меня не было другого выбора — я должна была использовать шанс, который мне предоставило криминальное прошлое моего покойного батюшки.
Подъезжая к Мэнсфилд-Хаусу, я чувствовала себя глубоко несчастной. Стараясь не показывать этого, я поднялась по ступенькам крыльца и резко постучала в дверь.
Дверь открыл тот же одетый в зеленый бархат лакей, что и в прошлый раз. Однако обратился он ко мне совсем по-другому.
— Мисс Ньюбери, — промолвил он, — мы вас давно ожидаем. — И с этими словами широко распахнул дверь:
— Заходите.
И вот я снова вошла в зеленый мраморный парадный холл Мэнсфилд-Хауса.
— Лорда и леди Уинтердейл сейчас нет дома, — сообщил мне лакей. — Полагаю, леди Кэтрин у себя в комнате. Позвольте, я пошлю за ней.
— Да, будьте любезны, — сказала я.
Меня провели в комнату слева от холла — гостиную, а не просто приемную, как в мой предыдущий визит. Это знак того, что мое положение в доме значительно повысилось, решила я.
Гостиная была отделана в бледно-розовых и бордовых тонах и имела три огромных окна с выходом на улицу, занавешенных темно-красными портьерами. Мраморный камин окружали несколько изящных стульев, обитых розовой тканью. Хрустальная люстра свисала с потолка, расписанного, по-видимому, в стиле Ангелики Кауфман
. Кроме того, в комнате находились шкаф из розового дерева с выдвижными ящиками, книжный шкаф-секретер, розовый диван и пара кресел.