Риск
Шрифт:
Но мой рассказ о выставке мадам Тюссо никого не интересовал. Их внимание привлекло только то, что я отправилась туда без сопровождения.
— Мисс Ньюбери, я откажусь представлять вас, если вы будете так себя вести, — это же совершенно неприлично! — заявила леди Уинтердейл, возмущенно отложив десертную ложку.
— А что, собственно, произошло? Почему Слоан вынужден был прийти к вам на помощь? — вдруг спросил лорд Уинтердейл.
— О, да ровным счетом ничего особенного, — заверила я его. — Молодой человек, по-видимому,
— Как это мило со стороны лорда Генри, — ввернул лорд Уинтердейл саркастическим тоном, вселявшим ужас в пугливую Кэтрин.
— Да, я тоже так думаю, — горячо подхватила я. — Он провел нас по выставке, а я сказала ему, что вы мой опекун, милорд, и что я буду выезжать в свет вместе с леди Кэтрин.
— Вы сообщили ему, что я ваш опекун? — язвительно осведомился лорд Уинтердейл. — И что он сказал на это?
— Он сказал, что мы обязательно еще увидимся, поскольку он весь сезон будет жить в доме своего отца.
— Лорд Генри — всего лишь младший сын герцога, но, я полагаю, все же унаследует какую-то сумму от своего дядюшки, — вмешалась леди Уинтердейл. — Он может стать для вас подходящей партией, мисс Ньюбери.
— Вам, тетя Агата, вероятно, известно финансовое положение каждого холостяка в Лондоне, — насмешливо заметил лорд Уинтердейл.
— Это долг матери, — ответствовала леди Уинтердейл с невозмутимым спокойствием.
Лорд Уинтердейл перевел глаза с тетушки на Кэтрин, которая по-прежнему не проронила ни слова.
— Да, верно, — промолвил он, даже не стараясь скрыть иронию.
Тут я обратилась к Кэтрин:
— Кэтрин, тебе доводилось делать покупки в Лондоне? Для меня это в первый раз.
Леди Уинтердейл ответила за дочь:
— Ну конечно. Кэтрин постоянно покупает наряды в Лондоне, мисс Ньюбери. Она же не какая-нибудь выскочка из провинции. Ее отец — граф Уинтердейл, и до трагических событий, которые унесли жизнь ее отца и брата, мы жили в Лондоне. В этом самом доме! — Она бросила ненавидящий взгляд в сторону нынешнего лорда Уинтердейла.
Он поднял на нее глаза, и выражение его лица испугало меня. Должно быть, леди Уинтердейл оно тоже испугало, потому что она поспешно отвернулась от него и обратила ко мне свой острый нос.
— Не понимаю, как так получилось, что вы оказались под опекой моего племянника, мисс Ньюбери. Это выглядит по меньшей мере странно, когда молодой джентльмен, пользующийся такой… э-э-э… дурной славой, как Филип, вдруг становится покровителем юной леди.
Я припомнила, что говорил лорд Уинтердейл во время их беседы, которую я подслушала, спрятавшись за портьерой в библиотеке, и выпалила:
— Видите ли, мой отец был большим другом отца лорда Уинтердейла. Это все и объясняет.
Леди Уинтердейл окинула меня скептическим взглядом. Я поняла, что недоверие будет ее постоянной реакцией на мои слова в течение всего сезона. Нам с лордом Уинтердейлом следовало придумать более правдоподобную историю.
И я решила снова переключить внимание на Кэтрин.
— Скажи, Кэтрин, какой твой любимый цвет? Я обожаю розовый.
— Кэтрин прекрасно выглядит в голубом, — отозвалась леди Уинтердейл. — Этот цвет очень подходит к ее глазам.
— По-моему, я обращаюсь к Кэтрин, а не к вам, леди Уинтердейл, — спокойно заметила я в ответ на ее реплику.
Нос и подбородок леди Уинтердейл еще больше заострились — она оторопела от моей наглости и не нашлась что ответить.
Кэтрин еле слышно пролепетала:
— Мама права, Джорджи. Голубой — мой любимый цвет.
— Тогда для первого бала тебе мы подберем голубое платье, а мне — розовое, — весело заключила я.
— Мисс Ньюбери, очевидно, вы не знаете, что девушки на свой первый бал всегда надевают белое, — заметила леди Уинтердейл, радуясь тому, что ей снова удалось поставить на место «выскочку из провинции».
Лорд Уинтердейл поднялся из-за стола:
— Это был очень милый семейный обед, но, боюсь, я должен вас покинуть. Дорогое леди, желаю вам приятно провести вечер, обсуждая, как вы будете тратить завтра мои деньги.
Мы все трое молча смотрели, как он удаляется к двери. Его волосы были черны, как и вечерний сюртук, и, глядя на его темную гибкую фигуру, я невольно подумала, что он напоминает мне пантеру.
Вот тут-то впервые до меня дошло, что имел в виду сэр Чарльз, когда говорил, что ни за что бы не позволил своей дочери находиться под одной крышей с Филипом Мансфилдом.
После обеда мы втроем перешли в зеленую гостиную на втором этаже — менее пышную, зато более уютную. На бледно-зеленых с белыми украшениями стенах были развешаны портреты членов семьи и друзей. В комнате находилось полдюжины позолоченных кресел с зеленой обивкой из узорчатой ткани; в одном углу стояло фортепиано, в другом — арфа. В проеме между высокими окнами, занавешенными зелеными шелковыми портьерами, стоял письменный стол розового дерева, а рядом с обитым зеленым шелком диваном — маленький столик, тоже розового дерева.
— Кэтрин сыграет нам на фортепиано, — объявила ее мать, устроившись в одном из кресел. — У нее это неплохо получается.
Я ожидала, что Кэтрин будет смущаться, как обычно, но, к моему удивлению, она довольно уверенно подошла к инструменту. Усевшись на стул, она расправила юбки и, обернувшись ко мне, спросила:
— Что бы ты хотела послушать, Джорджи? У тебя есть какие-либо пожелания?
— Нет, — ответила я. — Играй что тебе нравится, Кэтрин.
Она положила руки на клавиши, слегка склонила голову, словно прислушиваясь к музыке, звучавшей в ее сердце, и начала играть.