Рискнуть и победить (Солдаты удачи - 5)
Шрифт:
– Да.
– Ваша фамилия Пастухов?
– Да.
– Вы курите?
– Нет.
– Вы пьете?
– Нет.
– Вы употребляете наркотики?
– Нет.
– Вы убивали людей?
– Нет.
– Вы умеете убивать людей?
– Нет.
– Вам нравится убивать людей?
– Нет.
– Вы воевали в Чечне?
– Да.
– Вы были капитаном спецназа?
– Да.
– Летом 96-го года вы были на Кипре?
– Да.
– Вы были там для выполнения специального задания?
– Нет.
– Осенью 96-го года вы были во Флоренции?
– Да.
– Вы выполняли там специальное задание?
– Нет.
– Летом прошлого года вы участвовали в ралли "Европа - Азия"?
–
– Вы участвовали в ралли с целью выполнения специального задания?
– Нет.
– Вы участвовали в ралли для собственного удовольствия?
– Да.
– Вы богатый человек?
– Нет.
– Вы бедный человек?
– Нет.
– У вас джип "ниссан-террано"?
– Да.
– Вы купили его за двадцать тысяч долларов?
– Да.
– В деревне Затопино вы строите новый дом?
– Да.
– Это стоит немалых денег?
– Да.
– Вы получили эти деньги за выполнение специальных заданий?
– Нет. Я выиграл их в казино. И хватит, доктор. Это совсем не так интересно, как я думал.
– Но мы еще не закончили обследования. Вы согласились на него добровольно. И подписали обязательство.
– Там сказано, что я могу закончить проверку в любой момент. Я это и делаю. А если господам, которые следят за нами по монитору, хочется меня о чем-то спросить, пусть прямо и спросят. Если захочу, отвечу.
– А если не захотите?
– Не отвечу.
– Кроме полиграфа есть и другие способы узнать правду.
– Можно и мне задать вам вопрос? Отвечайте на него только "да" или "нет". Вам нравится, когда вам угрожают?
– Нет.
– Мне тоже.
IV
В просторном, обставленном современной мебелью кабинете на втором этаже подмосковного военного госпиталя, как раз над комнатой, в которой проходило тестирование на полиграфе, включился микрофон селектора, и голос оператора, проводившего обследование, спросил: "Разрешите зайти?" Подполковник Егоров вопросительно взглянул на человека в наброшенном на плечи белом крахмальном халате, который, нахохлившись, сидел за письменным столом. Узкий плоский череп без единого волоска и крупный нос с горбинкой придавали ему сходство со старым, но все еще сильным грифом, грозно сидящим на скале и оглядывающим подвластные ему выси и низины. Ему было немного за шестьдесят, но ни следа дряхлости не проступало на его хмуром властном лице. На молчаливый вопрос Егорова он лишь коротко покачал головой.
– Вас вызовут, - бросил Егоров в микрофон и выключил селектор. Немного выждал и спросил: - Что скажете. Профессор?
Человек, которого Егоров назвал Профессором, не ответил. Он молчал, углубившись в какие-то свои мысли и не обращая ни малейшего внимания на взгляды, которые незаметно бросал на него подполковник Егоров.
Он впервые увидел Профессора всего две недели назад, когда был срочно вызван в Москву и включен в операцию чрезвычайной, как ему было сказано, важности. Этот человек очень его интересовал, но Егоров старался не выдать своего интереса.
– Что скажете. Профессор?
– повторил он и вновь не получил никакого ответа.
Профессор несомненно услышал вопрос, но мысли его были сейчас заняты другим.
Подполковник Егоров догадывался чем. В этот подмосковный закрытый госпиталь Профессор приехал из Кремля, после разговора с одним из высших руководителей России. Разговор, как мог судить Егоров, был очень тяжелым, и атмосфера этого разговора, атмосфера того неведомого высокого кабинета словно бы воцарилась и здесь, среди этой современной легкомысленной мебели, высоких зеркальных окон и желтеющих берез на аллеях окружавшего санаторий парка. Подполковнику Егорову никогда не приходилось участвовать в подобных совещаниях, на таком уровне, но он даже по мрачности Профессора понял, какого рода был этот разговор. В тех высоких кабинетах никогда не ругались и редко называли вещи своими именами. Там нельзя было задать прямой вопрос и получить на него такой же прямой ответ.
После первого подполковник Егоров позволил себе поинтересоваться, о чем шла речь. На что Профессор вполне серьезно ответил:
– Даже если бы я счел нужным вам рассказать, вы все равно ничего не поняли бы. Там никогда не говорят прямо. И никогда не говорят того, что думают. Там говорят только то, что необходимо для уяснения поставленной цели. Это особый язык. Его можно изучить только на практике. Когда вы достигнете моего положения, то окончательно поймете, что я имел в виду.
Подполковника Егорова не очень волновали разногласия Профессора с высоким начальством. Он знал свою задачу, не видел препятствий к ее выполнению и ждал лишь прямого приказа начать операцию. Этот приказ должен был отдать Профессор, но тот почему-то медлил, и это вызывало у Егорова легкое недоумение и даже раздражение, которые он, разумеется, не демонстрировал. Вместе с тем он был особенно осторожен в словах и в проявлениях чувств, так как понимал, что эта операция, в которую он оказался включенным, в общем, случайно, может стать переломной во всей его карьере, что она может вывести его в такие сферы, куда никакой усердной службой не пробьешься. И этот мосластый старик с орлиным профилем и властным лицом был тем человеком, который мог решить всю его судьбу. Его никто не представил Егорову, ни он сам, ни другие не назвали его имени, из осторожных расспросов знакомых контрразведчиков Егоров выяснил только то, что не стоит вести об этом человеке никаких расспросов - ни явных, ни скрытых, даже сверхосторожных. Из этого Егоров заключил, что Профессор является одной из ведущих фигур в высшем руководстве спецслужб России и стоит сделать все, чтобы этому суровому старику понравиться. Но он также понимал, что понравиться ему можно не улыбками и обхождением, а только делом. Поэтому Егоров с таким нетерпением и ждал начала операции. Началом операции могло послужить утверждение кандидатуры Пастухова, которого Егорову не без труда удалось вытащить на беседу и уговорить пройти проверку на полиграфе. И хотя проверка сорвалась, Егоров все же считал, что большая часть дела сделана и теперь нужно довершать остальное.
Но у Профессора, видно, были свои соображения на этот счет.
– Все ли фигуранты этой операции известны и есть ли в отношении каждого из них полная ясность?
– спросил наконец Профессор.
– Так точно, все, - по-военному ответил подполковник Егоров. Ясность - тоже. Есть небольшие пробелы, но они несущественны.
– Не появлялась ли где-нибудь на периферии, чисто случайно, возможно, фигура не из нашей колоды? Я прошу вас забыть про логику и включить свое ассоциативное мышление. Вдруг - где-то, что-то - странное, случайное, настолько не вписывающееся в окружающее, что хочется сразу забыть, чтобы не забивать себе голову? Отнеситесь внимательно к моему вопросу.
Егоров подумал и твердо ответил:
– Нет. Никаких странностей. Никаких несуразностей. Вы кого-то хотите вычислить, Профессор? Если вы скажете кого, я, возможно, смогу вам помочь.
– Вы правы, хочу вычислить. Вот ориентиры. Два немца, сейчас им лет по 29-30. Специалисты высшего класса по компьютерам. Пять лет назад их звали Николо Вейнцель и Макс Штирман. И еще один человек. Сейчас ему пятьдесят четыре года. Пять лет назад его звали Аарон Блюмберг. Весной девяносто третьего года пришло сообщение, что он погиб во время морской прогулки на малой моторной яхте, но я этому сообщению не верю.
– Почему?
– По многим разным причинам. Первая из них та, что Блюмберг страдал морской болезнью и терпеть не мог моря. А вторая - другая. На яхте было обнаружено пол-ящика джина, а в крови погибшего большое количество алкоголя. Для немецкой полиции этого оказалось достаточно, но дело в том, что человек, о котором мы говорим, терпеть не мог джина и пил, когда была возможность, только портвейн "Кавказ".
– "Кавказ"?
– переспросил Егоров.
– Да это же такое...