Рискнуть и победить (Солдаты удачи - 5)

Таманцев Андрей

– И не сумел вернуть?
– предположил я.

– Вы ищете простые решения. В том-то и дело, что сумел. Сейчас его сыну принадлежит компания "Интербалт". Лесовозы и танкеры. Оборот - около миллиона долларов в год. Мелочь по сравнению с другими воротилами. Но важен сам факт. Акции нашего пароходства скакнули почти в пятьсот раз. Практически за один день. Соответственно обесценились акции таллинского порта. Потому что произошло событие, которое Комаров предугадал. Скажем так: он предугадал не это событие, а возможность очень крутого поворота

ситуации. Неизбежность этого поворота. Я почему это знаю - он брал у меня сводные данные.

– Что же это за событие?

Мазур снова закурил "Приму". Уже не спрашивая у меня разрешения. И курил так же - из горсти, быстрыми жадными затяжками.

– Здесь мы подходим к главному. Вы слышали о взрыве автопарома "Регата"? Чуть больше года назад. Он шел из Таллина в Гамбург.

– Что-то слышал, - подтвердил я.

– Не могли не слышать. Об этом целую неделю все газеты писали. И по телевизору передавали. Двести десять погибших. Причины взрыва не установлены. Это и было то событие, которое предугадал Комаров.

– Минутку. Вы хотите сказать...

– Я ничего не хочу сказать, - перебил меня Мазур.
– Я не подсказываю вам никаких выводов.

– Но вы сами сказали, что причины взрыва не установлены.

– Конкретные. Версий множество. Бесспорно одно: взрыв произошел в трюме. У Николая Ивановича не было никаких фактов. И не могло быть. Но он задал вопрос: "Cui prodest?" "Кому выгодно?" Вы не были у нас в порту?

– Нет.

– Съездите, посмотрите. Поучительное зрелище. Еще год назад там можно было снимать фильмы про великую американскую депрессию. Сейчас такие фильмы можно снимать только на одной половине порта. А на другой уже нельзя. Половина акций находится у государства, а половина - в частных руках. Но и при этом наш порт уже второй по грузообороту после Питера. И будет первым. Это неизбежно. Именно потому, что он на семьсот миль ближе к Европе. А каждая лишняя тонно-миля делает фрахт золотым.

– Ничего не понимаю, - признался я.
– Какую все-таки идею Комаров хотел озвучить в предвыборной кампании?

– Я могу только предполагать. Зная его нравственные установки. Аморально строить свое благополучие на чужой крови. Это общеизвестно. Но он пошел дальше. Он считал, что любая антигуманная политика в конечном счете оборачивается не только крахом правителей, но и трагедией для всего народа. Подтверждений хватает. Сталин, Гитлер, далее везде. С позитивом трудней. Разве что Господин Великий Новгород времен Марфы Посадницы. Николай Иванович очень любил это время.

Я завел движок.

– Поехали, Игорь Борисович. А то вы на передачу опоздаете.

– Заглушите. У нас есть еще несколько минут. Ладно, я скажу прямо. Он хотел потребовать от Президента России провести расследование причин взрыва "Регаты" и возможности причастности к нему российских спецслужб.

Однако!

– Это могли быть бандитские разборки, - сказал я первое, что пришло в голову.

– Вы плохо представляете себе, о

чем идет речь. Огромный автомобильный паром. Водоизмещением больше ста тысяч тонн. Сотни машин, полторы тысячи пассажиров. И затонул в открытом море, в двухстах милях от берега.

– Загнать в трюм "рафик" с взрывчаткой. Часовой механизм или радиовзрыватель. И все дела.

– Вы в этом, похоже, разбираетесь лучше меня. И лучше Комарова.

– А заявление написать?

– Он писал. Даже в Москву ездил. Без толку.

– Ничего удивительного. Для такого обвинения нужны доказательства.

– Вы не поняли меня. Он никого не обвинял. Он хотел потребовать самого тщательного расследования, чтобы подтвердить подозрения или окончательно их рассеять.

– Чьи подозрения?

– Вопрос "Кому выгодно?" задавал себе не только Николай Иванович. В Таллине тоже об этом думали. И до сих пор, вероятно, думают. Эта мысль была для него невыносима. Он очень доверчиво, как-то даже по-детски, воспринял демократические идеалы новой России. Мы много говорили об этом. Он предлагал мне включить этот запрос в нашу предвыборную программу.

– И вы отказались?

– Я в это не верил.

– Антонюку и жириновцу он тоже предлагал?

– Исключено. Они для него не существовали.

– Губернатору?

– Возможно.

– И тогда он решил, что заставит себя слушать, - заключил я.
– Вам и сейчас его подозрения кажутся бредом?

Мазур только развел руками.

– Cui prodest? Это наводит на очень серьезные размышления.

– Есть еще кое-что, что наводит на размышления, - заметил я.

– Что?

– Убийство Комарова.

– Боюсь, что вы правы.

– Еще один вопрос. Показывал ли вам Николай Иванович какие-либо документы, которые могли иметь отношение к взрыву? Пусть не прямое, а косвенное.

– Документы?
– переспросил Мазур.
– Нет. Я же говорю, что у него не было и не могло быть никаких документов.

– Некто неизвестный передал Николаю Ивановичу пачку документов в большом коричневом конверте. Я не знаю, что это за документы, но думаю, что они были причиной смерти Комарова. Вы видели их у него?

Мазур подумал и уверенно покачал головой:

– Нет. Я не видел у него никаких документов. Можете положиться на мое слово. Никаких. И ничего он мне о них не говорил. А теперь, прошу вас, поедем. Если можно, быстрей. Мне не хотелось бы опоздать. Это очень ответственная для нас передача.

* * *

Без трех минут пять я высадил Мазура у проходной телестудии. А перед этим спросил:

– Вы где служили, Игорь Борисович? Десант? Морская пехота?

– Нет. Во внутренних войсках. Под Сыктывкаром. В лагерной охране.

Так вот откуда у него привычка так курить. Что "зек" в зоне, что "попка" на вышке. И снег тот же. И дождь тот же. Надо же, на всю жизнь сохранилась. Или он так курит, только когда волнуется?

– А почему вы спросили?
– поинтересовался Мазур.