Рискнуть и победить (Солдаты удачи - 5)
Шрифт:
– Извини, больше не буду, - охотно согласился маленький.
– Просто мне хотелось сделать тебе комплимент.
– Потом будем комплиментами обмениваться. Когда дело закончим. Приступай.
Маленький подошел к водителю и буднично предложил:
– Вставай. И снимай штаны.
– Ребята! Да вы что?! Я и не думал вам грозить. Я просто предупредил вас об опасности, о которой вы, возможно, не знаете. А так я готов! Спрашивайте!
– Начнем с середины, чтобы тебе было легче, - проговорил маленький.
– Губернатор провел разговор с хозяином дома номер семнадцать по улице Строителей.
– Николай Иванович Комаров, преподаватель института.
– Откуда ты знаешь?
– Случайно. Слышал, как секретутка сказала, когда созванивалась с ним.
– Губернатор пожал хозяину дома руку и сел в машину. Как он сел?
– Ну как? Нормально.
– Сколько лет ты возишь губернатора?
– Скоро четыре.
– Значит, успел изучить его привычки, манеру поведения?
– В общем, да.
– Вот и вспомни, как он после того разговора сел в машину. Дверцу сильно захлопнул?
Водитель глубоко задумался и решил, что откровенность в этом постороннем вопросе не сможет принести ему вреда, но подтвердит его искренность.
– А ведь и верно!
– воскликнул он.
– Так саданул дверцей, что я даже удивился. Обычно он закрывает - ну, нормально. И сразу закурил. Обычно он в машине не курит, старается только в кабинете. И сразу скомандовал: езжай.
– А как обычно говорит?
– спросил Боцман.
– Домой. Или в контору. Или еще куда. А тут сказал: езжай. И все. Только минут через пятнадцать приказал: на работу.
– Значит ли это, что губернатор остался недовольным результатами разговора с Комаровым?
– спросил маленький.
– Пожалуй, да, - покивал водитель.
– Да, недоволен. Это точно. Хмурый он был.
– И ты обратил на это внимание?
– Водители - народ приметливый. Если четыре года ездишь с одним и тем же человеком, невольно узнаешь его характер.
– Зафиксируем достигнутое, - предложил маленький.
– Губернатор остался недоволен разговором с Комаровым, а ты обратил на это внимание.
– Но не придал значения, - уточнил водитель.
– В один день у человека может быть одно настроение, в другой день другое.
– Ты мог и не придать значения настроению губернатора, потому что был не в курсе его дел. Но некто, назовем его пока мистер X., был в курсе и этим настроением чрезвычайно интересовался. И этому человеку ты дал знак о том, в каком настроении находится шеф. А конкретно - о том, что переговоры были безуспешными. Скажу больше: ты подал этот знак в течение примерно пятнадцати минут после того, как губернатор сел в машину и вы отъехали от дома Комарова. Ты мог сразу мигнуть фарами или подфарником, мог сделать это или нечто такое же позже, но ты это сделал. И если ты сейчас назовешь этого человека, будем считать, что самая трудная часть нашей беседы уже позади.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, - заявил водитель.
И тотчас, без всякой задержки, маленький как-то странно махнул рукой, и на голову водителя обрушилась такая лавина боли, какой он не испытывал даже тогда, когда попал в аварию и его зажатую искореженным железом ногу вырезали автогеном. При этом он не терял сознания, каждая крупица боли находила свое место и не исчезала, пока не источала свою силу. Он не знал, сколько продолжался этот ад - десять минут или час. Но скорее всего - не больше трех или пяти минут, потому что за это время его собеседники никак не сменили своих поз.
Когда боль наконец отпустила и он получил возможность все видеть и слышать, маленький заметил, обращаясь к высокому:
– Извини, Боцман. Я знаю, что ты не сторонник таких методов. Я тоже. Но это гораздо эстетичнее, чем зажимать яйца в дверях, а иногда оказывается и эффективнее. Страшна не боль. Страшен страх боли. Он его испытал. И испытает еще, если будет продолжать нести чушь, а не давать прямые и точные ответы на наши вопросы. Что успокаивает мою совесть? Я тебе скажу. Если бы мы попали в его руки, он не озадачивался бы морально-этическими проблемами. Нет, не озадачивался. Но в данный момент, Костя, повезло нам, а не тебе. Поэтому кончай строить из себя Зою Космодемьянскую, если ты знаешь, о ком я говорю, и отвечай на наши вопросы. Коротко и точно. И правдиво, разумеется. Итак, когда ты подал знак?
– Сразу, как только отъехали.
– Какой?
– Мигнул левым подфарником. Хотя поворачивали мы направо.
– Сигнал был заранее оговорен?
– Да.
– Кому ты подал сигнал?
– Не знаю.
– Это не текст в нашем разговоре. Костя. В нашем разговоре не может быть слов "не знаю".
– Но я действительно не знаю! Было почти темно, туман. Я и понятия не имею, кто увидел мой сигнал.
– А кто должен был увидеть?
– Этого я тоже не знаю. Маленький обернулся к товарищу.
– Боцман, выйди на три минуты, а? Не могу я издеваться над твоей изнеженной психикой. Клянусь, я не сделаю ему слишком больно. Я сделаю только так, чтобы он вспомнил, что такое боль. Заодно принеси полведра воды. Она может понадобиться.
– Нет!
– сказал водитель.
– Нет! Пожалуйста, не нужно! Я все скажу. Все, что знаю. Я действительно не знаю, кому подал знак, когда мы отъехали от дома Комарова. От меня ничего и не требовалось. Лишь мигнуть не повороте левым подфарником, если переговоры закончатся неудачей.
– Кому ты подал сигнал - не вопрос, - заметил маленький.
– Ты подал сигнал убийце. Через двадцать минут Николай Иванович Комаров был застрелен.
– Я не имею к этому никакого отношения!
– воскликнул водитель. Клянусь жизнью моих детей! Клянусь всем, чем только можно!
– Я склонен поверить, - заметил Боцман, когда водитель перестал бить себя в грудь.
– А у меня и сомнений на этот счет не было, - ответил Мухин. Нерационально. Для чего вводить в горячую схему лишнего человека? Его использовали для другого. И практически втемную. А вот кто использовал это он знает и сейчас нам подробно расскажет. Ну, Костя? В какой-то из дней накануне убийства Комарова, а еще вернее - за неделю или даже за две, ты встретился с человеком, с которым раньше никогда не встречался. И встреча эта произошла по его инициативе, хотя и могла выглядеть совершенно случайной. Чтобы ты не перенапрягал свою память, подскажу, что именно этот человек приказал тебе дать сигнал, о котором мы только что говорили. Ты помнишь, конечно, этого человека?