Рискованная игра
Шрифт:
– Хорошо, уговорил, – согласился Филатов и, прищурившись, сказал: – Но завтра ты от меня так быстро не сбежишь.
Они дружно рассмеялись и, попрощавшись, разошлись в разные стороны. Юрий зашел к себе в палатку, лег на кровать и сразу же заснул.
Утром он проснулся из-за какого-то шума. Филатов оделся и вышел из палатки. Посередине лагеря стояла машины с российскими номерами. Он узнал этот автомобиль, на нем ездил Степан, но что он тут делает. Неужели Куцый прислал его следить за Юрием вместо Никиты?
Филатов направился в палатку командования. Подойдя поближе, он услышал знакомый голос – голос Степана. В этот
Встретившись на улице, Степан посмотрел в глаза Юрию. В его взгляде нельзя было прочитать, зачем он приехал.
– Ты уже встал, хорошо, а то мы идем будить тебя, – весело приветствовал Исмаил своего друга.
– У меня к тебе дело от Куцего, – спокойно сказал Степан, не тратя время на приветствие. – Где мы можем поговорить с глазу на глаз?
– Давай поговорим у меня в палатке, если ты так спешишь, – удивился такому повороту событий Филатов. – Но, может, сначала мы позавтракаем, а то я только встал и даже глотка воды не сделал.
– Не хочу здесь надолго задерживаться, к вечеру мне надо быть дома, – хладнокровно произнес Контролер.
– Ну, раз тебе так горит, – пожал плечами Юрий и направился туда, откуда только пришел, – пойдем.
Рахманову показалось странным, что Степан так спешил. Если бы дело было в разговоре, то Полковник спокойно мог позвонить Филатову. Но чтобы гнать сюда человека – это слишком. Исмаил незаметно пошел следом.
Юрий вошел в палатку первый и когда повернулся лицом к Контролеру, тот уже стоял, держа его на мушке.
– Куцый просил тебе передать, – сказал Степан и прозвучал выстрел.
Филатов кинулся в сторону и тут раздался второй выстрел. Когда Юрий поднял глаза, он увидел, что в палатке находился Рахманов с пистолетом в руке. Труп Контролера лежал на полу, а там, где чуть раньше стоял он, виднелась дырка от пули.
Исмаил не хотел задавать вопросы, но все-таки выжидательно смотрел на Филатова.
– Теперь мы с тобой квиты, – сказал Юрий, посмотрев на след от пули. – Ты откуда здесь появился?
– Этот человек мне сразу не понравился, – ответил Исмаил и сплюнул на землю. – Все русские – шакалы.
– Ты на что намекаешь? Я же тоже русский, – изумился Филатов.
– Ты не русский, ты – человек, – улыбнулся Рахманов.
– Хорошее у тебя разделение национальностей.
Глава 11
Ночью Филатов не спал. В голову лезли разные мысли. Что стояло за покушением? Почему Полковник решил убрать его? Возможно, он никогда не доверял ему и теперь решил избавиться после реализации товара. Тогда почему этого не сделал Никита, а приезжий киллер? Это намного сложнее – посылать в Чечню человека, рисковать, когда можно было сделать все сразу на месте.
Другой вариант: Никита наговорил Полковнику всякой ерунды, и тот решил убрать зарвавшегося подчиненного. Никита очень косо смотрел на него при отъезде, обиделся, решил, что Филатов предатель. По приезде все выложил своему боссу. Это может быть, очень может быть. Однако в этой версии есть свои «но». Во-первых, Куцый не последний осел, чтобы верить наговорам, тем более Никита – парень, в общем-то, недалекий. Во-вторых, сам Филатов не скомпрометировал себя во время переговоров о продаже оружия боевикам. Вел переговоры усердно, как заправский делец. Хотя всякую клевету можно преподнести так, что она будет похожа на правду. Зная характер Куцего, можно предположить, что после рассказа Никиты тот сразу схватился за пистолет.
Третья версия была самая страшная. Филатову трудно было даже представить ее, но в жизни возможно всякое. Каким-то непонятным чудовищным образом произошла утечка информации из ФСБ. Значит, у них завелась «крыса». Кто? Может быть Лапин? В это Филатов не мог поверить. Кто еще был посвящен в ход операции, этого Юрий не знал. Хуже не придумаешь: оказаться среди врагов, когда предали свои...
Ночи в горах были холодные. Филатов перевернулся с боку на бок. Скрипнула жесткая армейская раскладушка. «Эй, спать не мешай», – послышалось из темноты чье-то сердитое шипение. Филатов затих. За брезентовой стенкой палатки гулял ветер.
Постепенно он стал чувствовать, как тепло уходит из их жилища. Филатов осторожно встал. Огонь в печке-буржуйке погас, но еще тлели угли. Чеченец, который дежурил у печки, мирно посапывал. Это был здоровый мужчина средних лет с окладистой черной бородой, одетый в американский камуфляж.
Филатов подошел к нему и осторожно тронул за плечо: «Иди, ложись спать. Я подежурю», – прошептал он. Чеченец, широко зевнув, ушел. Филатов наколол мелких чурок и принялся разжигать огонь. Немного поколдовав, он закрыл заслонку, давая возможность огню разгореться. В ночной тиши мерно затрещали дрова. Филатов смотрел на огонь. Он с детства любил наблюдать за костром, представляя себе языки пламени живыми существами, которые существуют по иным, не понятным человеку законам.
Сколько таких ночей в палатках, возле печек, проведено в армейские годы. Сейчас и не сосчитаешь. Курсантский взвод, уставший после дневных мытарств, сопит и видит сны, а ты сидишь возле печки, греешься, в памяти всплывают самые счастливые моменты твоей жизни. Тогда среди них, «зеленых» курсантов, были и те, которые по непонятным причинам вдруг стали врагами, и Филатову было мучительно больно встречать их на Чеченской войне по ту сторону окопов. Но в далеком восемьдесят восьмом они все лихо носили голубые береты с красными звездами, а на их погонах светились две большие буквы: СА, что означало уже забытый многими сегодня термин – «Советская Армия».
В эту ночь не спал еще один человек. Это был капитан ФСБ Анатолий Дмитриевич Лапин. Когда жена уснула, он тихо встал, стараясь не разбудить ее, и прошел на кухню. Уже пару часов он сидел на табуретке, выкуривая одну сигарету за другой. Впервые в жизни у него болело сердце.
Когда днем Лапин зашел с очередным докладом к Василевичу, тот, подняв на него мутные глаза, сухим официальным тоном заявил, что дело по Куцему прекращается, что это приказ Москвы, который не обсуждается. Придя через минуту в себя, Лапин спросил, что же будет с Филатовым. Немного помолчав, Василевич произнес короткую, но все объясняющую фразу: «Он нам больше не нужен». Это означало только одно: Филатова должны были убрать. Изменившим себе голосом Лапин попытался что-то возражать. Голова была как в тумане, мысли путались. Он шел по длинному коридору управления, и каждый шаг отдавался в ушах гулким тяжелым ударом колокола. Все плыло перед глазами. Единственный вопрос, который как бур сверлил его мозг, был: «Почему я оказался на этой сволочной работе в это сволочное время».