Рискованная игра
Шрифт:
Иван Куцый на допросах «кололся», как сухое дерево. Он рассказывал не то что с охотой, а с каким-то упоением обреченного. Он понимал, что ему светит, и хотел потянуть с собой как можно больше подельников. Как говорится, чтобы обидно не было. Уже после двух допросов у прокурора накопилось столько информации, что хватило бы на несколько уголовных дел. С особым восторгом Куцый сдал Василевича.
Тот уже не один день не мог найти себе места. Лапина эти идиоты добить толком не смогли. Когда пришли в больницу скорой помощи, оказалось, что пациент таинственным образом исчез. Василевич
Раздался звонок телефона. Звонил начальник. Василевич взял трубку и, проглотив ком в горле, деловым тоном отчеканил:
– Слушаю, товарищ полковник.
– Евгений Петрович, зайдите ко мне, – раздалось на том конце провода.
Василевич шел по коридору с таким чувством, как будто поднимался на эшафот. Чувство опасности, чего-то страшного не покидало его, хотя голос начальника был такой же, как всегда. И все же Василевичу хотелось бежать, бежать без оглядки, подальше отсюда.
Войдя в приемную, он спросил у секретарши, указывая на дверь: «Он один?» Ответа не последовало, и Василевич, вздохнув, открыл дверь.
Полковник Тарасов был не один. За столом сидел главный прокурор края и несколько человек в штатском.
– Это товарищи из военной контрразведки, – представил незнакомцев полковник.
– Очень приятно, – язык Василевича деревенел.
– Прежде всего, я хочу знать, по какому праву вы без моего ведома посылали отчеты по делу Куцего в Москву? Почему не сообщили о приказе свернуть разработку? Выслужиться хотел, а теперь как заяц в кусты! – в таком гневе Тарасова еще никто не видел.
– Я… Я не посчитал нужным обременять вас незначительными деталями, – пролепетал Василевич. От его респектабельности не осталось и следа. Съежившийся, мокрый от пота, он выглядел жалко и омерзительно.
– Ладно, потом все расскажете, – махнул рукой Тарасов. Ему была противна вся эта ситуация, и вдвойне противно то, что в его управлении завелась «крыса».
Прокурор встал и взял ордер, который лежал перед ним.
– Василевич Евгений Петрович, вы задерживаетесь по подозрению в организации покушения на убийство, связях с криминальными структурами и разглашении секретной информации.
Дверь открылась, и вошли два оперативника. Василевич понял, что надо следовать за ними...
* * *
Филатов вместе с Абрамовым сидел на кухне, оба уплетали ужин, приготовленный на скорую руку. Они не ели уже давно, и теперь после окончания всех дел у обоих разыгрался зверский аппетит.
– Ну и что дальше? – торопил Филатов, сгорая от любопытства.
– Блохин на допросе выложил все. Его показания, вкупе с записью твоего разговора с Марченко – это уже обвинительный приговор. Мой шеф направил материалы дела директору ФСБ и в Генпрокуратуру.
– А директор ФСБ не заартачится? – забеспокоился Филатов.
– Он всегда был честным человеком. Это, конечно, будет для него неприятным ударом, но предателей у себя в конторе он не потерпит и выгораживать не станет. Принцип, что сор из избы не выносят, здесь не уместен. Сегодня арестован Марченко. Конечно, в вечерних новостях ты об этом не услышишь.
Оба замолчали, думая каждый о своем.
– Твое имя нигде не будет упоминаться, как ты и просил. Так что возвращайся к мирной жизни, – Абрамов положил руку на плечо Филатова. – Куда сейчас поедешь?
– На работу мне через три дня. Вернусь в Краснодар, нужно повидать кое-кого.
Абрамов провожал его в аэропорту. Они обнялись крепко, по-дружески, понимая, что скорее всего больше никогда не встретятся. Филатов, глядя на облака, проплывавшие за окном иллюминатора, думал о том, с каким множеством людей свела его судьба за это время. Кого больше, друзей или врагов, трусов или героев, подлецов или тех, кто дорожит понятием чести и долга? Одно Юрий знал точно: если бы не Андрей Королев, не Лапин, не Буров, не Абрамов и десятки таких же ребят, то этой стране давно пришел бы конец.
В Краснодаре Филатов разыскал Королева. Они проговорили всю ночь напролет, делясь впечатлениями, воспоминаниями. На другой день Юрий, пообещав познакомить Андрея с одним хорошим человеком, вытащил его из дому. Они направились в военный госпиталь.
На Лапина было больно смотреть. Кажется, на человеке не осталось ни одного живого места. Лицо фиолетового цвета представляло один сплошной кровоподтек, глаз почти не было видно. Но он улыбался беззубым ртом при виде вошедшего Филатова. С Андреем они присели возле кровати, осторожно пожав руку Лапину. Юрий познакомил их. Он долго во всех подробностях рассказывал весь ход этого дела. Лапин то хмурился, то улыбался. Когда Филатов закончил, он тихо, едва шевеля губами, прошептал одно слово: «Спасибо», – и устав от переживаний, откинулся на больничную подушку.
Филатов точно знал, куда направится дальше. За окном электрички мелькали знакомые пейзажи. Время ожидания текло медленно, как густая смола по стволу дерева. Наконец, объявили нужную станцию. Вот здесь, на перроне, его встречал Кучумов со смешной табличкой, живой и веселый. Дорожка, по которой они шли, так же петляла между деревьями. Так же кружил голову запах леса. Впереди показались знакомые дома.
Шаг ускорился сам собой. Подходя все ближе, Филатов перешел почти на бег. Знакомый дом, знакомый подъезд. Сердце бешено колотилось, в горле сперло дыхание. Постояв немного, прислушавшись к тишине за дверью, Юрий нажал звонок. Звякнул замок, и дверь открыла Маша. Она не изменилась, только легкая грусть поселилась в ее глазах.
– Я ждала тебя, сама не знаю почему, но я верила, что ты придешь, – тихо произнесла она.
– Я пришел, пришел за тобой, – эхом отозвался Филатов.
Она обвила его шею руками и прижалась к груди. Он понял, что теперь, с этой минуты, они составляют единое целое, не подвластное времени и невзгодам. Юрий взял Машу на руки и внес в дом.