Рискованное дело
Шрифт:
Ты сейчас борешься не со мной, — прошептал Джонас. Глаза его оказались совсем близко; они пытливо смотрели на нее. — Ты борешься с собой. Ты борешься с собой с самой нашей первой встречи!
Отпусти меня! — Ей хотелось, чтобы ее голос был сильным, звучным, но он предательски дрожал.
Да. Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил, — и так же сильно хочешь, чтобы я тебя не отпускал. Лиз, ты слишком долго сама все за себя решала. А сейчас я кое-что решу за тебя.
Его поцелуи сломили ее яростное сопротивление; он повалил ее на диван. Лиз поняла, что попала в ловушку. Ей стало жарко; казалось, в ней закипает кровь. Да, она борется
Когда его губы скользнули по ее шее, она тихо застонала от удовольствия, не в силах больше сдерживаться, и, выгнувшись дугой, прильнула к нему всем телом. Она словно говорила: желай меня! Желай меня такую, какая я есть.
Ее тело понемногу оживало — она и забыла, что это такое. Жизнь устремилась в нее, как яростный порыв ветра врывается в комнату с затхлым воздухом. Наконец, пала последняя линия обороны. Глухо застонав, она обхватила его лицо руками и впилась в него страстным поцелуем.
В безудержной страсти она искала новую жизнь и надежды на лучшее будущее. Ей захотелось всего и сразу. Долго сдерживаемое безрассудство вырвалось на свободу и одержало верх над благоразумием. Она прильнула к нему и хрипло засмеялась от радости. Они хотят друг друга... И пусть весь мир катится к чертям!
Джонас сам не понимал, что его толкает — гнев, страсть или боль. Понимал он только одно: он должен овладеть ее телом, душой и разумом. Она больше не сопротивлялась, наоборот, она пришла в неистовство. Она словно подхлестывала его, требовала: еще, еще, еще! Казалось, ничто не способно ее насытить. Она превратилась в настоящую бурю, в огонь, которому не терпится истребить все на своем пути. Страсть, которую он в ней высвободил, вырвалась на свободу и взяла его в плен.
Он через голову снял с нее рубашку и отшвырнул в сторону. Сердце глухо колотилось у него в груди. Она такая маленькая, такая хрупкая! Но он больше не мог сдерживать сидящего в нем зверя. Когда он прильнул губами к ее груди, у обоих закружилась голова. На вкус она оказалась свежей, как стакан прохладной, чистой воды. От нее пахло женщиной, не изнеженной, не холеной, но очень соблазнительной. Он почувствовал, как она выгибается всем телом, прижимаясь к нему, напряженная, как тетива лука, горячая, как комета. Невинность, которая оставалась ее неотъемлемой частью, дрогнула под натиском бесстыдной страсти. Перед такой женщиной не устоит ни один мужчина; и любой может только мечтать о такой страсти. Джонас провел губами по ее шее и почувствовал, как она срывает с него рубашку.
Она почти не понимала, что делает. Его ласки отдали ее мозгу приказ, которому она не в силах была противиться. Ей захотелось слиться с ним, стать одним целым. Она столько лет отказывала себе в такой радости! За всю жизнь она знала только одного мужчину, но сейчас, прильнув к Джонасу, она поняла: он для нее единственный. Ее жадные, требовательные губы не знали покоя.
Она не заметила, как он раздел ее; несмотря на то что она осталась совершенно обнаженной, она совсем не чувствовала себя рядом с ним беззащитной. Наоборот, она казалась себе неуязвимой. Задыхаясь, она стянула с него оставшуюся одежду. Назад пути не было. Она обхватила его ногами и помогла ему войти в себя — глубоко, до конца. Первая волна блаженства накрыла ее сразу. Ошеломленная, потрясенная, она широко раскрыла глаза. Его лицо
Лиз долго молчала. Она остывала медленно, и ей ничего не хотелось менять. Он тоже не шевелился. Только чуть подвинулся, чтобы ей было удобнее, но не выпускал ее из объятий. Ей хотелось, чтобы он заговорил, сказал что-нибудь, подарил ей надежду. Как назвать то, что произошло между ними? Она не знала. До него у нее был всего один любовник, и она приучилась ничего не ждать от жизни.
Джонас ткнулся лбом ей в плечо. Он сражался с собственными демонами.
—Лиз... извини меня.
Ничего хуже он сказать не мог. Она закрыла глаза и приказала себе успокоиться. Ей это почти удалось. Едва отдышавшись, она потянулась к одежде, небрежно сваленной на полу.
—Извинений мне не нужно. — Схватив одежду под мышку, она быстро ушла в ванную.
Со стоном вздохнув, Джонас сел. Кажется, ему так и не удалось подобрать ключик к Лиз Палмер. С каждым новым шагом он словно движется не вперед, а назад. Как он мог так грубо наброситься на нее, не подготовить к тому, что произошло с ними? Пожалуй, он наймет ей телохранителя, а сам переедет в отель. Оправданием ему может служить то, что он не сдержался, увидев, как ей больно; ему хотелось утешить ее — но, видимо, не получилось. Когда она рассказала об испытаниях, которые ей пришлось пройти, в нем как будто что-то закипело, и смешанные чувства выплеснулись в порыве страсти. Почему? Он не мог ни объяснить своего порыва, ни оправдать себя. Остается попросить прощения — правда, это почти ничего не меняет.
Натянув брюки, Джонас зашагал к себе в комнату. По пути он совершенно машинально заглянул в комнату Лиз. Она переодевалась в халат.
Джонас, уже поздно.
Я сделал тебе больно?
Она смерила его таким взглядом, что у него внутри все перевернулось.
Да. Я хочу перед сном принять душ.
Лиз, мне нет прощения за то, что я был таким грубым, да и тебе легче не станет, но...
Она не дала ему договорить:
—От твоих извинений мне стало еще хуже. Если ты сказал все, что собирался... я бы хотела остаться одна.
Некоторое время он молча смотрел на нее, а потом провел рукой по волосам. Как мог он убеждать себя, будто понимает ее, если она по-прежнему остается для него загадкой?
—Лиз, черт побери, я извинялся не за то, что занялся с тобой любовью, а за свою топорность, грубость. Я же тебя практически изнасиловал!
Она скрестила руки на груди и попыталась напустить на себя невозмутимый вид.
—А я тебя.
Губы у него дрогнули в улыбке.
—Это уж точно!
Ее глаза не смеялись.
—Ты тоже хочешь, чтобы я перед тобой извинилась?
Джонас подошел к ней и положил руки ей на плечи. Лиз отделял от него лишь тоненький цветастый халат.
—Нет. Я хочу другого. Чтобы ты сказала, что хочешь меня так же сильно, как я тебя.
Гнев прошел; Лиз посмотрела куда-то вдаль, ему за спину.
— А я думала, это и так понятно.
Лиз... — Он ласково развернул ее лицо к себе.
Ладно, я тебя хотела. А теперь...
А теперь, — перебил он, — послушай меня, пожалуйста!