Рискованное путешествие
Шрифт:
Романтически настроенный компаньон не нашел ничего противоестественного в ее движении. Он обнял ее за плечи и притянул к себе как раз в то мгновение, когда мимо них прошел высокий господин в смокинге, с надменно поднятой головой, окутанной облаками табачного дыма, поднимавшимися из курительной трубки, которую он яростно стискивал блеснувшими в темноте белоснежными зубами.
Возмущенная фамильярностью своего спутника, Карин собиралась отстраниться от него, но, узнав этого господина, сразу переменила свое намерение, и вместо этого продела свою руку под руку молодого человека, и, склонив к нему голову,
Нарочитый смех девушки, пустой и бессмысленный, звонко разнесся по палубе. Она еще раз засмеялась в спину Кента Уиллоугби, пока тот не удалился за пределы слышимости.
Том Паджет, направлявшийся к своему брату в Австралию и до поры до времени не собиравшийся связывать себя серьезными обязательствами, взглянул на нее с удивлением и отчасти с облегчением. До сих пор он испытывал к Карин нечто вроде благоговейного уважения, зная, что она дочь приходского священника, и никогда не посмел бы ее поцеловать, уверенный, что за этим неминуемо последует справедливое возмездие в виде пощечины. Но если она способна бесцеремонно вцепиться в его руку и смеяться вот таким манером — значит, она девушка гораздо более свободного поведения, чем он думал.
Том радостно рассмеялся в ответ и, довольный своим открытием, весьма настойчиво потянул ее в густую тень подвешенной на талях спасательной шлюпки, чтобы попытать счастья в поцелуе. Однако получил ловкий удар в плечо кулачком с зажатым в нем благоухающим тонким ароматом кружевным носовым платком и услышал злобное шипение.
— Да как вы смеете?! Вы… вы… — Она начала яростно вырываться, поскольку он не сразу выпустил ее. — Если вы сию же минуту не оставите меня, я закричу!
— Кричите же!
Возбужденный близостью очаровательной девушки, он думал только о том, чтобы по-настоящему обнять ее и вдохнуть аромат ее волос. Он давно восхищался ими — этой роскошной шапкой вьющихся от природы темно-рыжих кудрей с шелковистым отливом, в которых не было ничего общего со всеми этими современными прическами из прямых безжизненно-тусклых волос. Сейчас эти пышные волосы касались его щеки, кровь в его жилах взбурлила, он обрел в общем-то несвойственную ему смелость, рванул к себе девушку и кое-как нашел в темноте ее губы.
В конце концов, она сама вызвала его на это. Отказалась пойти танцевать, а потом искушала его!
Эта девушка была типичной последовательницей своей праматери Евы!
Карин не замедлила влепить юноше звонкую пощечину, как только ей удалось высвободиться. Как выстрел из пистолета, разнесся громкий звук по палубе, и с пылающими щеками и сверкающими от гнева глазами девушка кинулась бежать к ближайшему трапу, но в своем ослеплении не сообразила, что бежит за Кентом Уиллоугби, вместо того чтобы броситься в другую сторону.
Он остановился и что-то делал со своей трубкой, когда она молнией пронеслась мимо него. Карин не могла представить, как случилось, что, когда она слетела по выстланным ковром ступенькам и влетела в свой коридор, он появился в нем из другого входа, но Кент двинулся ей навстречу прежде, чем она добежала до своей каюты, и в ярком освещении коридора казался особенно угрюмым.
— Уступка за уступку, мисс Хэммонд, — проговорил он без всякого выражения. — Вам не следовало давать пощечину молодому человеку, ибо искушение оказалось слишком велико!
— Не понимаю, о чем вы, — сказала она, тяжело дыша от бега и возмущения. — В любом случае это вас не касается. Совершенно не касается!
— Согласен, — серьезно отвечал он. — Но мне показалось, что вы завлекаете его, когда я проходил мимо, и меня кольнуло, что вы прильнули к нему, как самка. Это что, современная манера скромного поведения?
— Я вовсе не скромница! — Карин положительно задыхалась от бешенства. — Терпеть не могу этого слова и не собираюсь быть скромницей! — Она попыталась протиснуться мимо него в свою каюту. — Простите, вы не возражаете, если я войду к себе?
— Нет, но только после того, как вы примите мои извинения.
— Извинения?! — Она окинула его удивленным взглядом. — Что вы имеете в виду?
— Только то, что сегодня днем я был незаслуженно груб с вами и сожалею об этом. Во всяком случае, — сказал он, глядя на девушку с высоты своего роста холодными зелеными глазами, — сожалел об этом пять минут назад, но затем меня осенило, что, возможно, необходимости извиняться у меня нет. Тем не менее я принес свои извинения, и моя совесть чиста. Если вы не согласитесь принять их, я буду ни недоволен, ни оскорблен, и, что бы ни случилось, у меня нет сомнений, мы продолжим относиться друг к другу со сдержанной вежливостью, которая никого из нас не введет в заблуждение. У меня нет времени на девушек и вообще на женщин до сорока лет, а вы, несомненно, предпочитаете молодых людей со свойственной их возрасту горячностью и впечатлительностью. Хотя, как выяснилось, безосновательно возражаете, когда они пытаются воспользоваться предоставленной им свободой действий. Сам, будучи несколько более разборчив, вместе с тем не могу сказать, что осуждаю вас… хотя, безусловно, вижу вашу вину в том, что вы с самого начала не так разборчивы.
— Я думаю, что вы несносны! — резко и отчетливо заявила Карин.
— Но вы принимаете мои извинения?
— Разумеется, нет. Уже то, что вы только что говорили, требует немедленных извинений, но поскольку почти наверняка это будет сопровождаться дальнейшими оскорблениями, я предпочитаю обойтись без них!
— Берегитесь! — тихо произнес Кент, сурово глядя на Карин. — Я не позволю девчонке вроде вас делать мне выговор! И уж тем более не допущу, чтобы легкодоступная девица отвергала мои извинения в такой манере! Без того, чтобы выслушать объяснение! В сущности, мне редко приходится извиняться, и уж если я это делаю…
— Жертва должна покорно склониться, — вызывающе закончила за него Карин.
Он смерил ее взглядом, как будто ему впервые довелось встретить подобный экземпляр. Они стояли в потоке обнажающего света, льющегося с потолка, и на мгновение Карин показалось, что его зеленые глаза померкли и тут же снова зажглись презрительным пламенем. Его плотно сжатые губы превратились в тонкую, непримиримую линию.
— Вполне возможно, — сквозь зубы процедил он, — что я говорю на ветер и вам понятен только один язык… Возможно, вы считаете меня слишком «упрямым», чтобы решиться на извинения. Вероятно, мне стоит попробовать с вами другую линию поведения. Как глупо с моей стороны, что я не сразу это сообразил!