Рискуя всем
Шрифт:
— Я больше не могу ждать.
— Тебе и ни к чему…
— Я ненасытна…
— Прекрасно, — объявил он, хотя рассудок его уже затуманился желанием. — Мне следовало бы держать тебя в постели и не выпускать.
Он, притиснув ее ко дну, врезался еще сильнее.
— И тогда я мог бы иметь тебя, когда захочу.
Фелисия всхлипывала, бесстыдно возбужденная непристойной картинкой.
— Мог бы заставить тебя кончать до завтрака и во время завтрака, пока ты еще не оделась… если я дам тебе одеться. Ты лежала бы на
Громко вскрикнув, Фелисия стала извиваться… его слова невыразимо непристойны, его плоть наполняет ее, пронзает, изливается… И все же несколько долгих мгновений спустя при ощущении полного довольства исчезнувшее желание возродилось вновь.
— Боюсь, что не отпущу тебя, — призналась Фелисия, так и не разжав рук.
— Превосходная мысль.
Такой ответ должен был привести Флинна в чувство, но он не заметил своей оплошности, отуманенный вожделением.
— Мы, похоже, оба навеселе.
— Говори за себя!
Сам он никогда не бывал пьян.
— Я и говорю за себя, — заверила Фелисия с очаровательным смешком. — Я нашла дорогу к истинному блаженству.
— И мы определенно пребываем в нирване, — подтвердил он, шевельнувшись в ней, словно определяя границы рая.
Фелисия выгнула спину, по-кошачьи замурлыкав, и Флинн подивился щедрости судьбы, благодаря которой он нашел идеальные ножны для своего меча.
— А хочешь, я вымою твои волосы? — спросила она, ероша его влажные темные кудри.
— Будет лучше, если ты останешься там, где есть.
Флинн медленно подался вперед. Фелисия сцепила ноги у него на спине и подняла бедра, впуская его в себя.
На этот раз они любили друг друга неспешно, пыл недавней схватки добавлял дремотную чувственность к ленивому ритму их движений. Вода в ванне пошла мелкой рябью, омывая их, согревая и без того разгоряченную плоть. Ощущения вытеснили все мысли и сомнений. Время остановилось.
Она кончила первой, потому что неукротимо стремилась познать все стороны, все великолепие сладострастия, в то время как он предпочитал ждать: суровая необходимость для мужчины, известного своим искусством ублажать женщин. Да он и не был так голоден, как она: женщины всегда были к его услугам.
Флинн нежно поцеловал Фелисию, когда закруживший ее шквал унялся, и, отстранившись, скользнул вниз и поднял ее на себя.
— Теперь моя очередь, — игриво пробормотал он.
— Нет, — запротестовала она, уткнувшись лицом в его плечо.
— Ты всегда говоришь «нет», — усмехнулся он, откидывая с ее лба рыжие завитки. — И всегда шутя!
— А сейчас я абсолютно серьезна.
— Неужели? — поддел он. — А я думал, что ты захочешь скакать на мне.
— У меня есть выбор? — оскорбилась Фелисия, раздираемая сомнениями.
— Разумеется, — учтиво ответил он, приподнимая ее так, что головка вздыбленного пениса уперлась в рыжий треугольник.
Фелисия
— Мне не нравятся столь щедрые привилегии… — с жаром начала она, но мгновенно поперхнулась, когда он одним мощным рывком насадил ее на себя.
— Ты такая мокрая, — прошептал он, нежно лаская ее бедра.
— Но… ты… не можешь… вытворять… все… что пожелаешь… — пропыхтела она, изнемогая под настойчивым, изощренным натиском. Последние укоры совести куда-то испарились, когда он усилил давление на ее бедра, без слов давая понять, чего требует от нее и кто кем командует.
— Ты будешь согревать мой жезл, пока я не решу, что делать дальше.
— Нет, — отказалась она, но ее голос сорвался.
— Будешь, — мягко настаивал он, удерживая ее на месте, так что оба таяли от восторга.
— Мне следовало бы дать тебе пощечину, — бормотала она, хотя ни за что не поступила бы так. Флинн прекрасно знал об этом.
— Ублажи меня, дорогая, — упрашивал он, — и я позабочусь, чтобы ты получила все, что пожелаешь.
— Или я позабочусь об этом сама, — хмыкнула она.
— Пойми, если бы ты была чуть терпеливее, тогда дело другое. Но твоя сладкая щелочка постоянно истекает жаром и влагой и ждет этого… — Флинн буквально вломился в нее, — и ты даже не способна ни о чем думать, кроме иссушающей жажды разрядки. Верно? — допрашивал он, наблюдая, как она старается оттянуть завершение оргазма.
— А может, я не хочу! — пылко отпарировала Фелисия, выгибаясь под его напором.
Легкая улыбка тронула его губы, когда она забилась в экстазе. Ее ответ на его старания укрепил решение Флинна задержаться в Монте-Карло.
Сдерживая собственные желания, он дождался, пока она не обмякла в его объятиях, и только потом приподнял ее податливое тело и так же мягко опустил на свой все еще жаждущий фаллос.
Разнеженная Фелисия не сопротивлялась и не участвовала в игре — страсть на время улеглась. Ее руки покоились на его саженных плечах, под ладонями перекатывались мощные мускулы. В медленном, утонченном ритме он без усилий поднимал и опускал ее, дожидаясь, пока она вновь не получит удовлетворение. Тело его в это время плавилось от неудовлетворенной похоти. Он надеялся, что она быстро воспламенится, потому что больше ждать не мог.
Фелисия неожиданно задохнулась, закрыла глаза и вздрогнула. Облегченно вздохнув, Флинн вонзился в нее последний раз, и оба почувствовали приближение сладостной муки.
Их разрядка длилась бесконечно долго, во всем великолепии исступления, темной стремнине страстей, пульсации плоти.
Флинн сотрясался всем телом, не думая ни о чем, кроме наслаждения выбрасывать в нее струю раскаленного семени; жестокие спазмы сводили все его мышцы, грубые, безжалостные, необузданные.
Фелисия дрожала, удивленная и возмущенная властью, которую он приобрел над ней.