Рисунки Виктора Кармазова
Шрифт:
Во время фильма Ирина и Коротышка постоянно о чем-то шушукались, приглушенно хихикали. Краем глаза Виктор видел, как Ирина время от времени поглаживала бедро своей маленькой подружки, и та ненадолго задерживала дыхание. Когда на экране цыганка Рада начала раздеваться Ирина и вовсе прихватила Коротышку за грудь, заставив ее слегка застонать. Наконец, фильм закончился, в зале зажегся свет, и зрители повалили на выход.
— Двигай быстрей, курить охота, — бросила Ирина подруге.
Коротышка двинулась за ней, но Виктор удержал ее за руку и сунул под нос бумажник:
— Катя,
— Чего-чего? — изумилась, девушка, но, узнав бумажник, прикусила нижнюю губу.
— Я все знаю и все видел вчера вечером, — многозначительно ухмыльнулся Виктор.
— Что ты хочешь? — на ее глазках мигом навернулись слезы.
— Поговорить надо.
— Прямо здесь?
— Нет. Лучше без свидетелей. И главное — чтобы Ирина не заметила.
— Ты ничего ей не скажешь, правда? — всхлипнула Катя. — Я тебя очень прошу. Я для тебя все сделаю…
— Спокуха, — Виктор приложил указательный палец к ее губам. — Встречаемся в десять вечера, в парке, у самолета. Поняла?
— Да.
— Пойдем, я тебя до выхода провожу, — не выпуская ее руки, он подтолкнул девушку вперед.
У самых дверей, Виктор встретился взглядом с Шуриком. Тот шагнул, было навстречу девушки, но, увидев, что она идет с невесть откуда появившимся ухажером, ретировался.
— Катька, ты чего там застряла?! — окликнула подругу с улицы Ирина.
— Все, иди, — сказал Виктор, отпуская Катю. — Встречаемся в десять вечера у самолета.
Дом, где жила Прасковья Петровна Кармазова — родная бабушка Виктора, ничем особо не отличался от других одноэтажных деревянных домиков, построенных после того, как фашисты, отступая в декабре сорок первого года сожгли весь город. Заходить в дом Виктор не стал, неторопливо прошел мимо, никого не увидев в саду с двумя десятками яблонь разных сортов, кустами крыжовника, красной и черной смородины, обработанными грядками с клубникой, редиской, огурцами, зеленью.
Он знал, что в предстоящие две очень уж холодные зимы несколько яблонь померзнут и пропадут, но другие неизменно будут продолжать радовать его и родственников богатыми урожаями. Сейчас бабушка, скорее всего, готовит ужин. Он с удовольствием его съест, вернувшись домой поздно вечером, когда бабушка давно уляжется спать. Съест, конечно, не теперешний Виктор, а тот, семнадцатилетний, приехавший в Истру после окончания десятого класса…
Так же, как и Шурик в рукописи, Виктор назначил Коротышке свидание около памятника-самолета, только на полчаса раньше. Катя пришла вовремя.
— Давно ждешь? — тихо спросила она, выпустив изо рта струйку сигаретного дыма.
— Недавно. Пойдем вон туда, под горку. Там скамеечка есть, и нам никто не помешает.
— Ты принес? — спросила Катя, когда они остановились у скамейки под нависшей над обрывом липой.
— Принес. Вот, — Виктор показал бумажник.
— Что ты хочешь за него?
Как и Шурик в рукописи, Виктор промолчал, а она вдруг шагнула к нему, поднялась на цыпочки и влажно поцеловала в губы. Виктор не успел опомниться, а Катя уже опустилась на корточки и проворно расстегнула молнию на его джинсах…
Когда Катя ушла, с бумажником подруги, Виктор остался сидеть на скамейке под липой расслабленный и опустошенный, ожидая, что Антон вот-вот сотрет рисунок с чудесной страницы, и он очнется у друга дома. Каждый раз получалось так, что он перевоплощался обратно после логического завершения определенного эпизода, словно после того, как в книге заканчивалась очередная глава.
Виктор помнил, что в рукописи примерно в это же самое время Андрей, приходит к Таниному дому, она позволяет ему залезть в окно, он признается ей в любви, но кроме поцелуев ни на что больше не решается. Романтичному Андрею пока и поцелуев было достаточно, но знал бы он, что Танечка давно встречается с его троюродным братом Лексием, с которым училась в одном классе, и что одними только поцелуями их встречи не заканчиваются. Может быть, в следующий раз нарисовать на чудесной странице вместо Лексия себя?
Кто-то кашлянул — совсем рядом. Виктор лениво повернул голову и получил удар по лицу чем-то тяжелым. Слетел со скамейки, тут же вскочил и едва увернулся от еще одного удара длинной корявой веткой, которой размахивал…
— Погоди, Шурик! — узнал парня Виктор.
— Я тебе погожу! — крикнул тот и словно штыком, ткнул веткой ему в грудь.
Охнув, Виктор схватил ветку, дернул на себя и отскочил назад, забыв, что за спиной довольно крутой обрыв. По которому он и покатился вниз, к самой реке. Не упал в воду только благодаря иве, в которую врезался боком, да с такой силой, что перехватило дыхание…
Проснувшись и еще не открыв глаза, Виктор уловил знакомый запах старенького деревенского дома. Но это был не запах дома Антона, в котором он собирался остаться ночевать. Виктор проснулся на даче у бабушки в Истре!
Он сразу все вспомнил: как брал билеты в кинотеатр, как назначал Коротышке встречу, как она доставила ему незабываемое удовольствие, как потом Шурик напал на него с дубиной, и он покатился с обрыва к реке. А потом, очухавшись, Виктор добрался до своего дома, умылся под рукомойником — тихо, чтобы не разбудить бабушку, и завалился спать.
Бабушка никогда не будила его по утрам, и Виктор порой вставал и в одиннадцать, и в двенадцать. Сейчас ходики на стене показывали начало девятого. Что делать?
Виктор вспомнил томик Чернышевского с аналогичным названием. Да, что же ему теперь делать? А не подумать ли обо всем где-нибудь на природе, к примеру, на рыбалке, сидя на берегу в каком-нибудь укромном местечке и глядя на поплавок.
Не пошло и получаса, как Виктор забросил удочку в спокойные воды одного из монастырских прудиков. Порыбачить можно было и на речке, он знал много неплохих мест: под Никулинским мостом, неподалеку от разрушенного скита патриарха Никона, под Фаворами, под институтом, под тем же стадионом. При нормальном клеве там можно было неплохо половить плотвичку, ельца, пескаря, окуня, а то и подлещика. Но на реке уединиться надолго получились бы вряд ли, там и байдарки плавают, и купаются, и туристы шляются, да и те же рыбаки могут появиться.