Рисунок, начертанный маятником
Шрифт:
Был вечер. Озби стоял у окна и смотрел на океан. Волны набегали на берег, вынося с собою пену. Там она рассыпалась, превращаясь в тонких извивающихся змеек. Эти белые пенистые змейки, извиваясь между камней, торопливо убегали назад в океан, чтобы через мгновение снова вернуться на берег пеной. Блейбери не позвала его ужинать. Она была чем-то занята. Он поел сам. Ему было одиноко и грустно. Браслет на руке совсем не хотел синеть. Озби чувствовал, что начинает ненавидеть эту упрямую вещь.
Он как раз крутил его вокруг запястья, когда услышал пение. Голос звучал так красиво, что он не смог остаться равнодушным. Мужчина отпустил браслет и медленно пошел на
На подоконнике огромного, распахнутого настежь окна сидела Блейбери и пела. Её высокий чистый голос звучал так красиво и проникновенно, что слезы сами наворачивались на глаза. Озби показалось, что его сердце запело вместе с девушкой, плывя по волнам ее голоса. Ему стало грустно и тоскливо. Все, что он чувствовал, все, о чем думал и о чем переживал, выходило из него и уносилось в сторону океана. Он стоял и смотрел на девушку. Она пела, подняв голову вверх, к звездам, и совсем не замечала его. Но все прекрасное когда-нибудь заканчивается. Закончилась и песня Блейбери. Русалка глубоко вздохнула и спустила вниз ногу, собираясь спрыгнуть с подоконника.
— Ты очень красиво поешь.
Блейбери вздрогнула и повернула к нему лицо:
— Озби? Ты давно стоишь здесь?
— Давно, но меньше, чем мне бы хотелось.
Она поняла, что он хотел сказать, но ничего не ответила. Они молчали. Она — сидя на подоконнике, а он — стоя посреди комнаты. Наконец, Блейбери первой нарушила молчание:
— Я не знала, что ты слушаешь меня.
— А если бы знала, что сделала бы тогда? Перестала петь?
— Нет. Спела бы только для тебя. Я знаю одну старинную балладу. Мне кажется, что никто не помнит ее, кроме меня. В ней говорится о слезах русалок, которые превращаются в жемчуг. Радостные в белый, а трагичные — в черный. В ней вообще много всего: и любовь, и разлука…
Озби сделал несколько шагов и оказался рядом с девушкой. Он наклонился, заглядывая ей в глаза, и тихо прошептал:
— Спой, Блейбери. Спой эту балладу. Я хочу послушать.
— Только для тебя…
Девушка подняла лицо вверх, закрыла глаза и запела. Её голос взлетел над морем и смешался с шумом прибоя и свистом ветра. Озби слушал и не мог наслушаться. Он смотрел на русалку и не мог отвести взгляд. Голос Блейбери дрожал, как струна, задевая за такие же струны в его душе. Песня закончилась, и большая прозрачная слеза выскользнула у нее из-под ресниц и покатилась по щеке. Озби пальцем дотронулся до слезы, стирая ее. В этот момент Блейбери открыла глаза. Казалось, что целое море непролитых слез дрожит в них. Озби ошеломленно застыл, вглядываясь в эти озера. Затем он склонился к ее лицу. Блейбери поняла, что сейчас произойдет, и потянулась ему навстречу. Его губы были нежными, а руки, которыми он обнял ее — горячими. Блейбери полностью отдалась охватившему ее чувству, не замечая, что по ее щекам текут слезы. Озби тоже не замечал ничего вокруг. Он целовал девушку и не видел, как браслет на его руке вспыхнул и засветился. Пока это было только слабое голубое сияние, но оно становилось ярче с каждой минутой.
Глава 13
Саргатанас
Ваал потрясенно взглянул на женщину, и что-то тихо прошептал себе под нос. Саргатанас умел слушать не ушами, поэтому ему удалось разобрать то, что произнес герцог. Это было имя. Женское имя. Ваал сказал: «Вайлетт!». Шум, возникший в зале после слов женщины, на минуту отвлек Саргатанаса. Когда генерал снова попытался отыскать глазами Ваала, того уже не было. Герцог обладал способностью становиться невидимым и, наверное, воспользовался этим, чтобы скрыться.
Саргатанас не мог позволить себе открыто спросить герцога о случившемся. Это было бесполезно и опасно. Но ему очень хотелось разгадать эту загадку. Выходило, что герцог знает эту женщину. Но откуда? И почему он назвал ее другим именем? Вопросы кружились в голове генерала, собирая его лоб складками. Он еще немного поразмыслил и направился к комнате, где сейчас находилась женщина. Может быть, там он получит ответы на свои вопросы?
Комда стояла и смотрела, как солнце медленно опускается к горизонту. Оно садилось в темно-серые низкие тучи. Вверху же небо оставалось чистым. Только легкие полупрозрачные облачка немного нарушали эту чистоту. Лучи солнца последний раз вырвались из-за туч и осветили небо. Получился яркий световой веер. Теперь облачка больше напоминали старинные китайские иероглифы, золотые с одной стороны и черные с другой. Комда глубоко вздохнула и будничным голосом произнесла:
— Появись, Ваал. Я знаю, что ты здесь.
В углу комнаты сгустился сумрак. Постепенно он приобрел форму человеческого тела, и перед женщиной появился толстый демон. Его тело осталось таким же уродливым, но голова изменилась. Теперь это был мужчина с жестким суровым лицом. Его высокий лоб пересекал золотой обруч короны. Глаза были небольшими и глубоко посаженными. По бокам головы у демона росли рога. Они загибались вперед, наподобие бараньих. Их острые концы почти касались его головы. Он посмотрел на женщину тяжелым взглядом и уверенно сказал:
— Это ты, Вайлетт. Я не мог ошибиться.
Огромные синие глаза задумчиво взглянули на старого демона, и она ответила:
— Когда-то меня действительно так называли. Это было очень давно.
— Как ты здесь оказалась? Учти, я не поверю этим сказочкам про случайно открывшийся портал!
— Придется поверить. Это правда.
Герцог подошел ближе. Он снова спросил, но теперь в его голосе слышалась тревога.
— Астарот узнал тебя?
— Нет. Но он что-то подозревает.
— Дьявол!
— Забавно слышать это от тебя. Ты что, призываешь сам себя?
— Прекрати издеваться надо мной, Вайлетт!
— Я не издеваюсь.
Голос женщины прозвучал совсем тихо. Она отвернулась. Герцог сделал еще один шаг.
— Что будет, если он узнает тебя?
— Наверное, попытается удержать подле себя. Хотя я могу и ошибаться в своих предположениях.
— Вряд ли. Раньше ты не ошибалась. Что ты задумала? Решила остаться?
— Пока не знаю. Ты, конечно же, хочешь, чтобы я исчезла?