Рисунок шрамами
Шрифт:
– Я сделаю всё, что ты захочешь.
Пальцы сжались на его плечах – силой не оторвёшь.
– Сегодня ничего не произошло. Не было никакой свадьбы. Она произошла сейчас, здесь. Ты мой настоящий муж, Янис. Свет в моём окошке. Моя звезда. Я люблю тебя.
Я сглотнула, хотя во рту стало сухо. Сможет ли он… Найдёт ли слова?
Одна секунда… две… пять.
И твёрдый, уверенный голос:
– Да. Сейчас мы с тобой муж и жена. Не было прежде ничего, что могло расстроить тебя или нас разлучить. Назначенные всегда находят друг друга. Ты мой огонёк в ночи.
– Да.
Мои руки на его плечах дрогнули – потому что Янис вздрогнул. Но нет, я не стану ждать решения – вперед, туда, где его тепло… где руки обнимают его шею, скользя пальцами по гладкой коже, а его губы ждут, пока их поцелуют. Хотя нет... не ждут, они быстро решают, что намерены целовать сами.
Если бы мне позволили выбрать последние дни своей жизни, я бы выбрала его… близость с ним. Но о таких вещах не говорят перед смертью, их не преподносят в моменты, когда слишком многое должно случиться. Пусть просто случится.
Сейчас.
Объятия Яниса оказались крепкими, как густой некрогерский чай, и такими же необычными. И сомкнулись за спиной горячими обручами.
Я его торопила. Нужно быстрее, как можно быстрее понять это главное, ощутить это главное в единении мужчины и женщины – ну же, Янис, ну пожалуйста, пожалуйста…
Я почти вертелась в его руках, требуя действовать быстрее.
Он, словно в наказание, прикусил мою губу, подхватывая меня на руки и опуская на кровать. И вес… тяжесть мужского тела, которая прижимает тебя к постели – непередаваемо! А потом стал быстро распутывать шнуровку платья на груди. Я знаю, конечно, что перед занятиями любовью люди раздеваются, желательно полностью, но он оголил только мою грудь, а я всего лишь расстегнула его рубашку – и времени на большее попросту не осталось.
Его губы прикоснулись к моей груди всего на несколько мгновений, мягко и завораживающе, но я хотела быстрее, поэтому сбросила эту негу, дёрнувшись в сторону.
В ответ он усилил объятия и снова закрыл мне рот поцелуем, одновременно сжимая грудь, сминая сосок, крепко прижимая меня к кровати и не давая вертеться. Но стоило ему расслабиться и слегка отодвинуться, как я принималась вертеться снова, не зная, что делать, как успокоить эту бурю, шквал эмоций и ощущений. Тогда он на секунду освободил губы, беспорядочно целующие моё лицо, и быстро спросил:
– Ты правда этого хочешь?
Я протиснула руку между нашими телами, прижимая ладонь к его животу, а после опуская ниже. Вызов.
– Да!
К счастью, он не стал затягивать, потому что не знаю, чем бы тогда всё закончилось. Я бы свернула себе шею или позвоночник, или вывернула суставы – что угодно, только бы ослабить эту неожиданную жажду, которую столько времени скрывали, и теперь она бьёт из тела неконтролируемым ключом. Бьёт, как током.
Янис дрожал не меньше меня, хотя и не так часто. Неторопливо опустил руку, поднимая мне юбку. Я быстро схватила край ткани и задрала её сама, жалея, что раздевание, оказывается, требует столько сил и времени, никогда раньше не замечала - и снова потянулась к нему – но он слишком сильно
Тогда я положила ладонь на его ягодицы, всё ещё прикрытые штанам, которые он просто развязал, но не сбросил…
И вдруг почувствовала там, под юбкой, тепло. Прикосновение.
И замерла, совершенно неподвижно, как окаменела. Янис на миг отстранился, не отнимая пальца от места, которое гладил – от горячей точки, которая удерживала теперь все моё внимание, и удовлетворенно посмотрел на меня сверху вниз.
Моя голая грудь торчала в вырезе платья, подол задран по пояс, сверху нависает поднимающий мертвых, некромант, в расхристанной рубашке, но есть эта волшебная точка, и его палец, удерживающий на месте, руководящий мною, как музыкант, осторожно подбирающий сложные ноты, чтобы сыграть самое красивое на свете произведение, предназначенное одному-единственному слушателю…
– Вот так-то лучше, - заговорил Янис, приближаясь ближе, почти вплотную, и с жадным любопытством изучая моё лицо, впитывая его выражение, изменения, дрогнувшие губы и блестящие в глазах слёзы. Запоминая навечно.
Пусть даже вечности – несколько дней.
Я прерывисто вздохнула. Хочу… не смогу, нет, смогу поднять руки и прижать так… к его голой груди. Хочется поцеловать, но не достану. И… И снова палец описывает круг, и снова… И его кружение вызывает такие звуки, какие я никогда не стала бы издавать в здравом уме, значит, я больна… Ещё бы…
Вскоре от движений его пальца я снова вертелась, не в силах удержаться на месте.
– Пожалуйста…
– Хорошо.
Не знаю, чего он хотел добиться, но после просьбы больше меня не мучил, снова прижал к кровати своим весом, и теперь вместо пальца я чувствовала совсем другое. Вот сейчас… прямо сейчас… И эта горячая штука вдруг проникла в меня, и стало больно, и странно, и удивительно правильно. Саднило, и слегка жгло, но одновременно я знала, что мне нужно больше, прямо сейчас. Больше движений, больше близости. Лучше его узнать.
– Про… продолжай…
И ещё так – ноги на его пояснице, сомкнутые в замок – так совсем правильно.
– Давай.
Янис не заставил себя упрашивать… он двигался, и теперь я знала, что дёргаться нужно не просто так, а ему навстречу, что вертеться нужно не как попало, а в такт общему дыханию, тогда у наших тел получается замечательный танец, тогда он соединяется со мной так полно, так правильно, что это практически невозможно терпеть.
И когда я не смогла больше терпеть, то запрокинула голову и закричала.
И в серебристом тумане восторга увидела нас со стороны – двое в рваной одежде, на каменном ложе, занимаются дикой, первобытной любовью, быстро и шумно, как животные.
И мне понравилось то, что я вижу.
Глава 17
Магический свет – он совсем неяркий, смотрю на него в упор – а глаза не слепит. Этот небольшой шар в высоте переливается, шевелится и переворачивается, как живой, но, в отличие от всего живого, совершенно беззвучно.