Ритмы Евразии
Шрифт:
Ритмика складывается здесь нижеследующим образом:
Невозможно перечислить тут все признаки, на которых я основываюсь. Пришлось бы писать не письмо, а большуюстатью. Я надеюсь, что при Вашем знании источников (я полагаю, беспримерном в современной науке русской истории) многое будет Вам ясно с первого взгляда.
Отмечу буквально несколькочерт.
В основном начало Ранне-Ивановской депрессии – это смерть Елены Глинской. Типичны уже и обстоятельства, сопровождающие ее смерть. Политическое положение становится неустойчивым. Зодчий Петрок, учтя обстановку, сразу же бежит из Москвы на Запад (еще незадолго перед тем он сооружал монументальную стену Китай-города, частично –
С 1543 г. постепенно начинается стабилизация («Макарьев предподъем» – по роли в эти годы митрополита Макария).
1547-ой год – блистательное начало «Царь-Иванова» подъема. Небывалые внешнеполитические победы (Казань, Астрахань). Широкий прозелитизм. Неисчислимы церковно-политические, военные, культурно-политические организационные мероприятия широчайшего масштаба, проведенные в 1550-х годах, – выражение «организационной идеи» Московского царства! В среднем и нижнем Поволжье делается огромное колонизационное дело (об этом признаке ср. с.72 «Подъема», с.112 «Ритмов» и т.д.). Завязываются новые торговые связи с Западом через Белое море (ср. с.69 «Подъема» и т.д.). Подобных признаков множество. Москва превращается в огромный, общерусского масштаба, организационный центр художественной деятельности. Художники-мастера вызываются в Москву чуть ли не из всех городов. Создается уникальный памятник русского зодчества – храм Покрова на рву (Василий Блаженный), Казанский Кремль, Свияжск и многое, многое другое. Поразительны иконописные памятники и лицевые рукописи этого десятилетия; и т.д. и т.п.
Около 1564 г. – резкая перемена обстановки. Введение опричнины указывает на появление «шатости», но и увеличивает ее. Развертывается трагедия митрополита Филиппа (Колычева) и огромного количества княжеских и боярских родов. Появляются несомненные признаки экономической разрухи (очень показательны показания Штадена). Но инерция «Царь-Иванова» подъема еще не исчерпана. Продолжаются внешнеполитические успехи. Продолжается и широкое строительство (напр., строительство в Вологде – тамошний Софийский собор и многое другое).
Разорение Новгорода в 1571 г. нужно считать переходом к ярко выраженному «прогибу». В Новгороде, безусловно, была «шатость», и даже большая. Но «шатость» сама по себе есть важный «депрессионный» признак. Разорение же Новгорода в том виде, как оно было проведено Иваном, – равнозначно огромной экономической и культурной катастрофе. Кирпично-каменное строительство останавливается почти на всем пространстве Руси. Военные успехи постепенно переходят в неудачи (уже в 1571 г. Девлет-Гирей зажег Москву). Победы Батория 1578–1581 гг. – чуть ли не наибольшее за столетия одоление Запада над Русью.
В эти же годы Штаден проектирует немецкое завоевание Руси с севера, – проект, типичнейший для эпохи русских «прогибов». В Крыму в это десятилетие лелеются подобные же планы.
Перелом намечается в 1581 г. Баторий остановлен под Псковом. Открыт новый путь для внешней торговли через Колу. Обрисовываются черты «ставки на сильных» – в условиях «нового века» (первый заповедный год). К этому моменту подлинно «сильными», в социальном смысле, нужно считать на Руси уже не бояр-вотчинников (заинтересованных скорее в сохранении свободы крестьянского перехода), но именно дворян. В этот же момент началось завоевание Сибири (на востоке Русского государства «высокая конъюнктура» продержалась чуть ли не через весь «Поздне-Иванов» прогиб: это хорошо прослеживается, напр., по истории Строгановых). Во всех делах начинает чувствоваться твердая рука Годунова. Около 1584 г. разворот в делах наступает необычайный. Не перечислить новых городов, в те годы заложенных; не исчерпать колонизационных мероприятий, тогда предпринятых; не обнять всех величественных храмов и стен, в те годы построенных (ср. Московский «Скородом», стены Соловецкого монастыря 1591 г. и многое, многое другое). И «царь-пушка», великолепный
Нельзя не упомянуть здесь и введения патриаршества (1589)!
Оценивая вопрос по существу, приходится признать, что Борису было гораздо удобнее править именем Федора, чем своим собственным.
С воцарением Бориса немедленно же намечается «надлом в подъеме». Его удар по «партии Романовых» (1596) очень напоминает некоторые мероприятия Грозного, осуществленные «около 1564 г.». И там и здесь – «удар по сильным». Появляются признаки «шатости». Их кульминация – Лжедмитрий. Кризис усугубляется голодными годами. Возникают факты с «демократической» тенденцией («незаповедные» годы – 1601 и 1602). Но государство еще сильно. Организационная деятельность сохраняет размах незаурядный (основание Цареборисова в устье Оскола, Мангазеи и т.д.). Строительство в крупнейших размерах (Иван Великий в Кремле, великолепный «Борисов городок» близ Можайска 1603 г., здания приказов и т.д.) продолжается до начала 1605 г. Это сочетание признаков указывает на типичнейший «переходный период».
Мне кажется излишним говорить пред лицом крупнейшего русского историка современности о «депрессионных» признаках Смутного времени. Их не один, а многодесятков. Упомяну в качестве курьеза, что именно в это десятилетие (1605–1615) возрождаются, в новой форме, «завоевательные» планы Штадена – на этот раз в Англии: там «знатоки» русских дел планируют завоевание Руси для короля Якова – от Белого моря. Одним словом, депрессия со всеми онерами!
Нужно отметить, что на востоке Русского государства и на этот раз «подъемные» признаки не иссякали и в десятилетие 1605–1615: русские шли вперед, делали грандиозные открытия (напр., река Енисей), торговля в Сургуте на Оби шла весьма оживленно и т.д. Одним словом, там была своя местная высокая конъюнктура. Или иными словами: в период от «Царь-Иванова» по «Филаретов» подъем и дальше Русский Восток переживал, видимо, взлетне «конъюнктурного», но вековогопорядка.
Столь же излишне говорить мне перед Вашим лицом и о всей той восстановительной и строительной (в самом широком смысле) работе, которая развернулась на Руси после 1615 г. Патриарх Филарет «вступил в строй» несколько позже этого года. Но я, руководствуясь и Вашей оценкой его деятельности, считаю обоснованным и правильным назвать этот период «Филаретовым подъемом». Невольно вспоминаю при этом и «Филаретову пристройку» к Ивану Великому. «Ставка на сильных» охватывает в этот период не только дворян, но также – снова и в полной мере – бояр-вотчинников.
«Подъем» этот заканчивается неудачной войной 1632–1634 гг. и провалом похода под Смоленск.
Во всем этом поразительно то, что в пределах охваченных 94 лет сохраняется довольно-таки строгая ритмичность: три «подъема», каждый продолжительностью в 17 лет; три «прогиба», продолжительностью каждый в 10 лет; и два «переходных периода», длительностью каждый в 7 лет: 1564–1571, 1598–1605. В этих случаях названные «переходные периоды» можно считать «преддепрессиями».
Отмечу здесь еще то, что для периода 1564–1571 гг. (как и для первых лет XVII века) тоже есть известия о «страшном голоде». В закономерностях той эпохи голод являлся как «по заказу» – в определенном месте цикла.
В самом конце 1930-х годов я огласил в докладе под названием «Социально-экономические циклы раннего Московского царства» эту «схему периодизации» (в еще не вполне доработанном виде) на заседании Кондаковского семинария. Произошла живая дискуссия. Но схема эта отнюдьне была опровергнута.
Есть тут и другая сторона: все сказанное является примечательным (как мне кажется) примером своеобразной ритмической повторяемостисобытий.
И еще одно рассуждение «вообще»: много ужасов и в «подъемах», и в «депрессиях» (в каждом периоде – свои ужасы), «Мир во зле лежит», сказано еще в древности. Но бываюти улучшения – и опять-таки и при «подъемах» и при «депрессиях». Пожалуй, при «подъемах» больше шансов на улучшения, чем при «депрессиях». Вспоминаю «тишину», наступившую на Руси в «подъем Калиты» (1330-е).